Скучно правителю жить в Европе. После того как там в XVIII веке был свергнут абсолютизм, власть, еще через несколько исторических шагов, превратилась в ординарную задачу — строгое следование букве и духу закона. Собственно говоря, принцип верховенства закона аннулирует власть как таковую, как самостоятельный институт, превращая ее в чисто служебную функцию. Нет больше никакой власти самой по себе — есть закон и его исполнение. Власть — служители закона, а не его воплощение.
Но есть ведь и положение о безусловном «повиновении власти». Что же оно в таком случае означает, опять же в Европе? Если представитель власти исполняет закон, то ему следует повиноваться. Ну а если он не исполняет закон? Повиноваться или не повиноваться можно только закону, но не представителям власти в том случае, когда они выходят за рамки своих законных полномочий и действуют на основе произвола. Отсюда следует, что власти можно и должно не повиноваться, если вы при этом исполняете закон, а представители власти закон не исполняют. В случае, когда закон не исполняют сами органы власти, не остается ничего другого, как считать их вооруженными до зубов бандитами, которые подлежат суду и суровому наказанию.
Но то в Европе. В других местах закон, как мы видим, нарушается, функции законодателя присваиваются группами преступников, и на основании вновь принятых законов исполняются придуманные преступниками преступные же законы. В какое положение тогда попадают потерпевшие, мы с вами, не входящие ни в один преступный клан? С одной стороны, подчиняясь преступной власти, мы становимся ее пособниками. Преступная система рано или поздно вовлекает в нарушение закона всех граждан. С другой стороны, неподчинение влечет за собой самые строгие наказания.
Известно, что казус этот в истории государственных институтов был разрешен давным-давно введением принципа верховенства закона, а наряду с ним в истории политической мысли была очень рано придумана этическая максима неповиновения власти, не следующей закону, и невыполнения преступных законов. Но — увы!
Банды могут возникать на низовом уровне, и тогда их в принципе можно ликвидировать «сверху», с помощью существующих органов правопорядка. Если же преступные группы возникают во власти уровнем повыше, то уничтожить их действиями «снизу» практически невозможно, поскольку они устанавливают контроль над нижестоящими структурами, создавая преступную систему.
В течение многих столетий оправданием для существования такого рода систем служила концепция ее высшего происхождения. Если власть дана Богом, то отнять ее тоже может только Бог, а не народ, потенциальный преступник и бунтарь. Переход от абсолютизма к демократии, который начался в XVIII веке, сопровождался полным отказом от идеи божественного происхождения правителей и утверждением суверенитета народа как источника власти.
В нашей стране помимо тенденций к реставрации абсолютизма в роли vox dei выступает «глас народа», так называемые рейтинги, поддерживающие представление о легитимности власти в периоды между выборами и все чаще выступающие в роли суррогатов демократического процесса. Поэтому в ситуации фактической отмены выборов и перехода от слабой демократии к наглеющему день ото дня самодержавию следует ожидать дальнейшего расширения и светской, и церковной пропаганды, изображающей правителя как существо, наделенное высшими способностями к руководству. Соответственно, образ врага все чаще будет рисоваться как козни самого дьявола, и в этом случае светлая цель в виде праведной религиозной войны будет служить основным способом легитимации власти.
Ленин полагал, что можно перескочить фазу капитализма и от феодализма перейти сразу к социализму. Хорошо зная, что он был не прав, власть, которая возвела себя в самостоятельный институт, независимый от закона, упивается теперь процессом строительства старого порядка, ancien rйgime, пытаясь исправить роковую ошибку, совершенную вождем пролетариата.
