— На повестке дня появилась очередная пенсионная реформа — новый проект Минфина может быть реализован уже в ближайшем году. Он предусматривает поэтапное повышение пенсионного возраста, резкое сокращение числа льготников, отмену выплат для работающих пенсионеров, снижение ставки индексации выплат и переход на квазидобровольную накопительную часть. Как в пенсионной системе образовалось такое количество проблем, требующих срочного решения?
— Существуют две ключевые проблемы, которые сегодня стараются решить в правительстве. Первая связана с обязательной государственной страховой пенсией, на которую идёт большая часть страхового тарифа — 16% с зарплаты работника. Страховая система устроена таким образом, что все взносы с работающего населения сразу же расходуются на пенсии тем, кто уже достиг пенсионного возраста. Сегодня Пенсионному фонду для баланса доходов и выплат по страховым взносам не хватает почти 2 триллионов рублей. Дефицит образовался достаточно давно — в первую очередь, в результате действий финансовых властей. Когда в 2001 году речь шла о реформе пенсионной системы, Минфин предложил перейти от двухуровневой модели к трехуровневой, включающей в себя гарантированную социальную пенсию, страховые выплаты (в зависимости от стажа и зарплаты) и накопительную часть. До 2005 года ПФР был профицитным — в последний год профицит составлял почти 100 млрд рублей. Но изъятие 6% в накопительную часть сразу привело к тому, что ПФР лишился средств. Никем не было продумано, как их компенсировать — они ушли в пользу будущих пенсионеров.
Вторая проблема связана с тем, что оставшийся тариф (16%) поделили на две части: одна пошла на базовую пенсию, а другая — на покрытие страховых выплат. Не посчитали только, что распределение 50% на 50% приведёт к избытку средств по базовой части (количество получателей социальной пенсии не так велико) и к нехватке средств для покрытия страховых пенсий. До 2005 хватало различных резервов — после дефолта 1998 года зарплаты росли, был выход на рынок труда молодёжи, и эти проблемы не так ощущались. Минфин решил, что раз наблюдается избыток, то надо сократить ставку — взносы на ПФР были опущены до 22%. Возникли преференции для IT-компаний, аптек, малого бизнеса, и в результате сейчас эффективная ставка взносов в страховую систему составляет не 22%, а 16%. Выгодополучателями от снижения взносов стала банковская сфера и сфера операций с недвижимостью — в процентном отношении от фонда оплаты труда они сегодня платят меньше всех. В проигрыше оказался промышленной сектор, который как раз вытягивает основные платежи.
Тотальное уменьшение тарифов привело к тому, что в системе возник дисбаланс. При этом не подтвердилась предположение о том, что снижение тарифов приведет к «обелению» рынка труда: в 2007 году в неформальной занятости трудились 14 млн человек, а через 7 лет цифра выросла до 16 млн. Если добавить к ним индивидуальных предпринимателей, которые платят фиксированные взносы с 70 тысяч рублей в год, то общее количество людей, которые платят в ПФР минимальные суммы, составит 22 млн человек. И никто не отслеживал эту статистику, чтобы исправить допущенные ошибки. В результате сегодня система напоминает двигатель, в котором всё очень плохо работает и держится на честном слове. Ты не понимаешь, что именно нельзя трогать — развяжешь один узел, и всё порушится.
— Замминистра финансов Алексей Моисеев предложил радикальный сценарий реформы: полная отмена пенсий для граждан с высокими доходами (от 50-100 тысяч рублей). Он назвал такую модель «наиболее эффективным дизайном пенсионной системы». Что вы думаете по этому поводу?
— Власти понимают, что скоро наступит срок первых платежей по накопительной пенсии, и нужно откуда-то брать средства. Они обсуждают такую концепцию: вывести накопительную часть из системы государственного страхования, переложив ответственность на работника. Главное преимущество этой модели состоит в том, что пенсионные деньги меняют свою природу: правовые отношения теперь возникают между человеком и управляющей компанией, а не между человеком и государством. Но в остальном возникает вопрос: а работники на это согласятся?
Наши расчёты показывают, что для того, чтобы сбалансировать пенсионную систему в текущем виде, нужно, чтобы средняя заработная плата по стране равнялась 50 тысяч рублей. Сейчас средняя зарплата составляет 33 тысячи рублей, а медиана, то есть заработная плата 50% работающих — 22 тысячи. Понятно, что в ближайший период времени показатель в 50 тысяч просто недостижим. Поэтому Минфин решил примерить так называемый «план-401», который существует в США и в Австралии. Человек, который начинает накапливать на пенсию, получает налоговые льготы от государства. Налог взимается только в том случае, если вы захотели досрочно изъять эти средства. Часть средств вы можете раньше срока взять на экстренную медицинскую помощь или другие сложные жизненные ситуации, остальное вы получаете после достижения пенсионного возраста. Можно вложить деньги в негосударственный пенсионный фонд (НПФ), а можно разместить их на специальном счету, которым фактически будет управлять банк. Понимая, что не все на это пойдут, ЦБ предложил использовать «револьверный принцип»: сначала работодатель делает отчисления в обязательном порядке, но потом работник может от них отказаться.
При этом существует миф о том, как эта система устроена в Австралии. На Западе также действует трёхуровневая система, но там есть ограничения: чем выше доход, тем меньший процент от дохода вы получаете в виде пенсии. Но меньше $1000 в месяц вы точно не получите. Если человек получает зарплату в $100 тысяч и понимает, что страховая часть пенсии для него слишком маленькая, то он начинает откладывать. В России такая система не решает основной проблемы: люди с маленькой зарплатой не захотят участвовать в системе, 6% для них — абсолютно нечувствительная сумма. Представьте себе отчисления с МРОТ, который в 2005 году составлял 850 рублей. На эти деньги нужно копить к старости? Так что введение системы было абсолютно не просчитано.
— Можно ли получать текущий доход от инвестирования накопительной части, чтобы средства хотя бы не обесценивались?
— Ещё во время в нулевых экономисты МВФ вывели такое соотношение: на рубль, вложенный в НПФ, за 30 лет вы можете получить отдачу с коэффициентом 1.8 при условиях нулевой инфляции. А у нас — двузначные темпы инфляции, неразвитые финансовые рынки и жесткие ограничения для НПФ на инвестирование. Ведь по всему миру основную доходность НПФ дают так называемые фонды стартапов — в них рентабельность достигает 30%. У нас всё это было запрещено, да и таких фондов на момент введения накопительной части просто не существовало. В результате общая доходность была ниже этого коэффициента.
Депозит в банке вы открываете на 1-2 года, очень редко — на 5 лет. Горизонт прогнозирования тут относительно короткий, риски по сравнению с накопительной частью значительно меньше. А если НПФ нельзя будет поменять чаще, чем раз в 5 лет? То есть даже если вы видите отрицательную доходность, то в течение 5 лет вы можете только сидеть и ждать разбитого корыта. Если уйдете, то вообще ничего не получите — обязательства сохраняются только в отношении тела отчислений, весь дополнительный доход теряется. Есть риск, что доходы не просто окажутся ниже инфляции, а вы просто потеряете покупательную способность этих денег.
— Выходит, что несмотря на некоторые прогрессивные элементы, концепция накопительной пенсии в России провалилась.
— Идея о том, что накопительная пенсия станет тем оселком, который решит будущие проблемы пенсионной системы, действительно провалилась. Были надежды, что все проблемы будут закрыты за счёт высоких доходов бюджета — нефть тогда дотягивала до $120. А будущие проблемы будут решены за счёт накопительного компонента: люди будут все больше копить и сосредотачивать средства в НПФ, а роль государства уменьшится. Но ситуация сложилась иначе.
МВФ, к слову, продвигал тему развития накопительной системы и в Латинской Америке: в Чили, Аргентине. По этому пути также пошли Казахстан, Армения и прочие страны. Закончилось это тем, что чилийское правительство признало: накопительный компонент формирует тотальную бедность и высокую дифференциацию по доходам пенсионеров. Причины те же — не считали структуру доходов. Да, люди откладывали, но с тремя копейками прожить на пенсии невозможно. Надо понимать, что накопительная система — система для богатых. Для тех людей, которые длительный период времени получают большие деньги и могут не в ущерб текущему потреблению лечиться, развивать детей, инвестировать. Если бы у нас было определенное равенство доходов, как на Западе, то система бы работала. Не отрицая саму идею накопительной пенсии, я бы предложил формулировать её как элемент накопления лиц с доходами выше среднего. Хотя это тоже игра в абстрактную статистку: если глава семьи получает 50 тысяч, а у него 2-3 детей, неужели он будет накапливать?
— Какие меры по сокращению дефицита Пенсионного фонда вы считаете наиболее эффективными?
— Самое главное направление, которым мы должны заниматься — легализация трудовых отношений. Если мы не решим эту проблему, то всегда будем находится в дефиците. Неверно предоставлять одинаковые права работающим гражданам. Считается, что можно исправить ситуацию административными мерами, но это неэффективная политика. Как только появляется контролер, появляется и коррупция. Нужен простой подход: если ты не являешься официальным безработным и не ухаживаешь за нетрудоспособными членами семьи, то для тебя должен быть установлен определенный минимальный взнос в систему ОМС, а также взносы в пенсионную систему (по крайней мере на социальную пенсию). Надо признать, что есть поделенные социальные расходы, которые должны носить налоговый характер — все ими пользуются. Тогда мы бы в определенной степени сбалансировали систему. А сейчас идет игра в очередную реформу, которая окончательно запутывает граждан: возникает ощущение, что завтра государство вообще откажется от обязательного пенсионного обеспечения.
— Повышение пенсионного возраста в ближайшие годы многие считают решенным вопросом — спорят, в основном, о деталях. На какие последствия этого шага стоит обратить внимание?
— Никто не посчитал, как это скажется на рынке труда. До кризиса 34% пенсионеров занимались трудовой деятельностью. В кризис семейная ситуация ухудшилась, многим пришлось выйти на рынок труда, но процент работающих вырос только на 2%. Это означает, что наш рынок труда готов принять не более 36% пенсионеров. Куда пойдут, в случае увеличения пенсионного возраста, пойдут все остальные? Вакансий, открытых на службе занятости, хватит максимум на 2-2,5 года, а дальше на рынок обрушатся новые работники. Наша экономика не производит рабочих мест. Всё меньше работников в промышленном секторе, каждый год крупные предприятия выбрасывают до 100 тысяч человек, массово сокращая рабочую силу. Куда будет устраиваться молодежь? Кроме того, сейчас мы стоим на пороге взрывного роста производительности труда за счёт автоматизации рабочих мест.
Есть и другой момент. Когда вы меняете статус человека с пенсионера на безработного, то вы ввергаете его в состояние длительной безработицы — он не сможет быстро найти работу. Значит, нужно будет начислять пособия, решать жилищные проблемы. В итоге те средства, которые вы пытаетесь сэкономить, нужно будет отдать через систему соцзащиты. При этом наносите человеку психологическую травму. Не имея прогноза о состоянии рынка труда, психологическом состоянии людей, трат региональных бюджетов на соцзащиту. Тут очень много неизвестных, которые абсолютно не учтены.
— Ещё один пункт программы реформы — сокращение числа льготников, имеющих право на досрочную пенсию.
— Есть досрочники, которые действительно должны раньше выходить на пенсию в связи с профессиональными заболеваниями. Значительная часть этих людей продолжает работать, но их к этому принуждают экономические обстоятельства — крайне низкие пенсии. И есть другая часть досрочников, которым производство не гарантирует развития заболевания, но создаёт определенные риски. В этом случае, если человек физически здоров и не находится на грани заболевания, то он может продлить свою трудовую деятельность после прохождения медкомиссии. Некоторые формы заболевания, например, позволяют работать в ограниченном режиме.
Досрочные пенсии всегда были своего рода компенсацией низкой заработной платы. Военнослужащие в советское время имели на это право, потому что иначе мало кто согласился бы менять гарнизон за гарнизоном. Если мы уходим от этой ситуации — военные получают жильё, меняются условия труда — тогда, если у человека нет противопоказаний, почему бы его не выводить на пенсию позже. Но всё это должно решаться в Фонде социального страхования, которому нужно научиться определять наличие заболевания и возможности продолжения трудовой деятельности. Так же и с врачами и учителями — эти две категории, в отличие от вредных работ вроде шахтёров, подвержены высокой психоэмоциональной нагрузке. За рубежом есть специальное понятие: «профессиональное выгорание». Оно рассматривается как заболевание, но у нас это не введено в практику в системе страхования. Более того, нет даже практики оценки «выгорания». Но в конечном счёте для этих категорий нужно «обменять» досрочную пенсию на постепенное повышение заработной планы. В общем, есть много проблем, которые нужно последовательно и тонко настраивать — шашкой махать тут уже не получится.
