Лейтмотивом особенно торжественной 20‑й премии МУЗ ТВ стала борьба с потоотделением. Церемонию вели четверо ведущих, но высокая честь рекламировать крем, побеждающий зло, досталась одному Максиму Галкину. Сражение за благоухающие ноги длилось в «Олимпийском» 6 часов. Даже Нагиев, гений конферанса и рекламы, не выдержал: «Максим, тебя погубит любовь к деньгам».
Решительно не согласна с Нагиевым. Тут все другое. Через несколько дней Галкину исполнится 40. Отличное время для подведения предварительных итогов.
Юный Максим стартовал с вертикального взлета. Уже первое появление на экране худощавого 17‑летнего паренька поражало снайперской точностью авторских пародий. Галкина заметили — и понеслось. Все, что он ни делал, от телешоу до мюзиклов, было маркировано печатью заоблачного рейтинга. Его концерт «А мне — 26» стал вторым после новогоднего обращения президента. Кажется, этот рекорд еще никем не превзойден. Ему удавалось все. Если петь, то сразу на сольниках «Славянского базара». Если быть телеведущим, то начинать с престижной игры «Кто хочет стать миллионером». Если строить дом, то замок, глядя на который местные пейзане до сих пор, цитата, «восторженно матерятся». Если жениться, то на Алле Пугачевой. О Галкине выходит документальный фильм «О, счастливчик!». Жизнь героя трактуется в терминах «эзотерика», «волшебство», «мистика». «Он ясновидящий!» — восклицает Пугачева. «У всех лица, а у него — лик!» — восторгается Виктюк. Высокохудожественное произведение в жанре оды завершается напутствием Эрнста: «Все, что ты делал прежде, — этюд, пора писать маслом».
Константин Львович лукавит. Гендиректор лучше других знает: «масло» нынче в ящике не в цене. Знает это и Галкин. Неожиданно он покидает Первый канал и переходит на «Россию». Ведет модные шоу, в которых россияне покоряют лед и танцпол с той же истовостью, с которой некогда покоряли космос. Ему отдают дефицитный вечерний прайм, где он блистает в стилистике прямых линий президента. Шоу, концерты, фильмы, игры и, наконец, венец творенья под названием «Кто хочет стать Максимом Галкиным?» — все это бурлит и пенится в промышленных масштабах. Его становится непростительно много. В избыточной стихии старательного веселья теряется прежде всего сам Галкин с его некогда поразительной органикой, даром импровизации, безукоризненным слухом и вкусом.
Казалось бы, вот оно известное, блоковское: слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка-Россия, как чушка своих поросят. Ничего подобного, Галкин сам себя слопал. Разве что «матушка-Россия» чуть-чуть помогла. Время ему досталось тухлое, болотное, вязкое. Прожить в нем счастливчиком человеку с умом и талантом — особый дар. Похоже, Галкин им обладает сполна: он умеет с собой договариваться. Политическую сатиру бросил, потому что стало неинтересно («Я не борюсь с режимом, я его не замечаю»). Пусть Быков глаголом жжет сердца людей, а его, Галкина, дело — смешить. Цензуры не боится, у него развита самоцензура. Конкуренции тоже не боится. Профессия выпускника РГГУ, лингвиста, тонкого знатока «Фауста», — развлекать публику. Говорит четко, с убежденностью первого отличника, но лицо, если не улыбается, напряженное, глаза беспокойные. Кажется, он не столько нас, сколько себя хочет убедить в сказанном.
Иногда наш счастливчик предпринимал попытки выразить себя не только в жанре «чисто поржать». То он колонки пишет в «Комсомолке», опять же пером первого отличника. То вдруг засветился на «Дожде», спел в «Господине хорошем» гимн Госдумы голосом Шаляпина. Поговорил с ведущими. Посоветовал «Дождю» научиться лавировать.
Сам Галкин недавно снова долавировался до Первого канала. Мечтаю, говорит, под руководством Эрнста поработать человеком-форматом — созрел для персонального шоу, где смог бы выразить себя максимально полно. Входным билетом в царство свободы стала полная несвобода. Галкин начал свое триумфальное возвращение на историческую родину с шоу перевоплощений «Точь-в‑точь», то есть с полного отказа от себя. Шоу презабавное — тут копия ценится выше оригинала. (Чем не национальная идея для общества, построенного на имитации?) Побеждают не лучшие, а пластичные, способные к мимикрии. Галкин, конечно, победил.
И вот грянул апофеоз — шоу «МаксимМаксим». Это больше, чем провал, — это драма. Таким оглушительно неталантливым Галкин не был никогда. Он словно выпал из времени, из поколения, из профессии. Если поиски себя увенчались картонным Максимом в квадрате, то был ли мальчик? Был и есть. Галкин, настаиваю, самый яркий человек на серых просторах ТВ за последние лет 20. В начале пути он имел отношение к русской смеховой культуре с ее невероятным диапазоном — от мрачного, как самогон, Салтыкова-Щедрина до искрометного, как шампанское, Жванецкого. Сегодня он — коллега по цеху Петросяна.
Рабам рейтинга трудно сохранить себя. Невозможно остановиться, оглянуться. Галкин остановился — на подступах к «Олимпийскому». Стоит человек-формат на красной дорожке, приветствует представителей высшего попсового света. Парчовый, с золотом и серебром, пиджак развевается на ветру, уста попеременно струят зефир — то в адрес какого-нибудь Тимати, то в адрес уже известного нам крема от потоотделения. Да, чуть не забыла: всё вместе это называется «Энергия будущего».
С днем рождения, Максим Александрович! В 40 лет, настаивает киноклассика, жизнь только начинается.
