Брифинг Геннадия Афанасьева и Юрия Солошенко длился не более пятнадцати минут. Журналистов и родных просили ждать не в аэропорту Борисполь, а возле хирургического корпуса ДУСи. Так по-свойски называют Научно-практический центр профилактической и клинической медицины государственного управления делами. Обоим недавним узникам требуется срочное обследование и стационарное лечение: в России такой возможности они были лишены.
У 74-летнего Юрия Даниловича — онкологическое заболевание, плюс перенесенный инфаркт. 26-летний Геннадий страдает фурункулезом из-за инфекции. Бывший директор полтавского оборонного завода «Знамя», работающий пенсионер Солошенко приехал в Москву в августе 2014 года сам, для встречи с деловыми партнерами. В итоге встретился с ФСБ, а затем получил шесть лет по статье «Шпионаж» в колонии строгого режима. Афанасьеву, задержанному в мае 2014-го, инкриминировали создание на территории Крыма террористического сообщества и приговорили к семи годам заключения.
Кортеж микроавтобусов, въехавший на территорию больницы, возглавляла скорая. Спуститься с ее подножки Юрию Солошенко помог президент Порошенко.
Как и в случае с освобождением Надежды Савченко, за Афанасьевым и Солошенко в Россию летали пресс-секретарь главы государства Святослав Цеголко и первый вице-спикер Рады Ирина Геращенко. Цеголко написал о первых впечатлениях от услышанного на борту самолета Нацгвардии на пути домой:
«…В заключении Солошенко постоянно убеждали: ваша страна отказалась от вас! Более года к нему не пускали консула и не позволяли общаться с родными. А он верил, что Украина его вызволит».
А Афанасьева за крымскую прописку называли гражданином РФ.
— Они освободили меня с каким-то документом, будто я гражданин России.
В отличие от Юрия Солошенко, Геннадий Афанасьев в освобождение не верил:
— Не могу передать мертвую тишину «Лефортово». Когда ты был там больше года и вдруг из лагеря в Коми тебя опять туда отправляют, никогда не поверишь, что для освобождения. Я думал, везут, чтобы предъявить новые обвинения.
— Знаете, когда я окончательно понял, что вернусь? — спрашивает Юрий Данилович. И сам отвечает: — 25 мая, когда Петр Алексеевич Порошенко сказал, что мы следующие после Нади.
— Неужели его (Порошенко. — Ред.) показывали в РФ?
— Мой сокамерник выписывал «Новую газету», я там прочел.
— Вы не представляете, сколько простых россиян поддерживали нас, — неожиданно сказал Геннадий. — Они видят, что мы другие. Мы боремся за своих. Сейчас сильнее всего хочу, чтобы освободили Сенцова и остальных.
Юрий Солошенко
освобожденный, гражданин Украины: — Я собирался сделать заявление для печати, но думаю, необходимости уже нет. Я хотел сказать в основном о системе в России, о беспределе, беззаконии и вседозволенности, особенно Федеральной службы безопасности. Понимаете, когда чувствуешь безысходность, когда ты понимаешь, что экран черный, а они говорят — белый, и наоборот. И ты их не переубедишь, и понятие Феликса Дзержинского про чистые руки, горячее сердце и холодную голову не работает. Я думаю, мое дело появилось для информационной войны. Мне предложили принять российское гражданство и выступить публично. Но я видел, что когда кто-нибудь соглашался на это, например перебежчик с Донбасса, даже не арестант, и собирался дать интервью, выступить, с каким удовольствием они (сотрудники ФСБ. — Ред.) его преподносили и комментировали. Пропаганда очень сильно работает и, к сожалению, на некоторые умы она имеет воздействие. Особенно Дмитрий Киселев или Петр Толстой, который во «Время покажет» сказал: «Часть России, которая называется Украиной». Да за это сажать надо, на мое место его, в Лефортово! Он уже решил, что Украина часть России. Не может никак империя смириться с тем, что часть Советского Союза покончила с тем прошлым и идет своим путем. Конечно, рад, что вернулся, что дома. Большая благодарность всем, кто помогал, поддерживал, не забывал. Надо теперь заняться здоровьем, там совсем оно испортилось. А дальше будет видно.Геннадий Афанасьев
освобожденный, гражданин Украины: — Это была долгая дорога внутренней борьбы. Очень много мыслей и выводов для себя было сделано, это было размышление, что такое правда и неправда, что такое человечность и нечеловечность, что такое героизм, добро, любовь к своей стране. И в какой-то момент я решил, что моя жизнь, моя свобода, моя дальнейшая судьба не выше жизни двух людей, которые невиновны ни в чем (Сенцова и Кольченко.— Ред.). И пусть продолжится то, что было сначала, но будет правда. У меня был выбор: послушаться адвоката по назначению, который советовал мне молчать, или рассказать, как все было. (В суде Афанасьев отказался от признательных показаний, заявил, что они даны под пытками.— Ред.) Я не знал, как это лучше донести до людей. Я внутренне приготовился к тому, что вернусь из суда, и меня ждет еще одно заключение. Конечно, был страх перед будущим, я еще не переборол себя. Я видел Чирния (еще один фигурант дела о подготовке теракта. — Ред.) перед заседанием суда. Я сказал ему, что хочу сделать, но не напрямую. Он поступил так, как поступил. Когда уже никого не было, перед поездкой в суд, зашел оперативник, который сказал, чтобы я подтвердил свои показания и взял 51 статью, чтобы никто не мог задавать мне вопросы. Когда начался суд, я сказал правду, и возвращаясь в изолятор, я уже почувствовал себя свободным. В тот же час я избавился от груза, который ощущал на протяжении года. В СИЗО оперативники немного побили меня, но это смогли зафиксировать журналисты, адвокат и правозащитники, которым я очень благодарен. Сейчас немного приду в себя, наверное, свяжусь с правозащитными организациями, чтобы принять участие в возвращении остальных политзаключенных — сегодня это главное. Потом, может, волонтерство, общественная работа. Еще хочу серьезно заняться фотографией. Это для меня сейчас важно. ЗаписалАнтон Наумлюк, специально для «Новой»
По совпадению (хочется добавить, знаковому) в тот же день в Киеве в «Крымском доме», общественно-культурном центре коренных народов полуострова, открылась фотовыставка журналиста Антона Наумлюка. Она называется «Суд абсурда».
Антон освещал политические судебные процессы, которые в последнее время проходили в РФ над гражданами Украины. Писал и для «Новой газеты». Антон не «тему оседлал», а последовательно выполняет собственное правило: не забыть ни о ком, не потерять из виду.
— Надеюсь, новых заключенных из Украины в России не появится. Рано или поздно вернутся все. Но есть единственная схема, как обществу приблизить это время. Не молчать, напоминать, нажимать на украинскую власть, на дипломатов. Они, в свою очередь, будут нажимать на западных дипломатов, те — на Кремль. Только это работает, — убежден Наумлюк.
Фотографии подтверждают правоту журналиста. Портрет Надежды Савченко после голодовки — на стене, сегодня Надежда уже свободна, Солошенко с Афанасьевым тоже. К сожалению, Олега Сенцова и Сашу Кольченко, поющих гимн Украины в момент, когда судья зачитывает приговор, Сергея Литвинова с пачкой писем поддержки в руках, стальной взгляд Николая Карпюка из-за прутьев клетки и трагический — Стаса Клыха пока можно видеть только на снимках.
На выставке присутствуют родные некоторых заключенных. Подолгу стоят у фоторабот. А киевлянин Петр Выговский даже такой возможности лишен — о присутствии прессы на суде над его сыном не могло быть и речи…
Дело Валентина Выговского рассматривалось Московским областным судом в секретном режиме. Восемь с половиной месяцев не пускали ни консула, ни отца с матерью. Адвокатов предоставляло государство — на следствии один, на суде другой, подходы в лучшем случае формальные.
— Статья 276 российского Уголовного кодекса, как у Солошенко, — говорит отец Выговского. — И еще есть третий украинский «шпион», Виктор Шур. Только пожилого человека помиловали из-за болезни, а сын получил одиннадцать лет строгого режима и его освобождение, боюсь, будут затягивать всеми способами. Сказали, вербовал через интернет сотрудников российской оборонки для получения секретной информации. Валентин с юности увлекался авиацией и космонавтикой, получил техническое образование, но в науку не пошел — торговал автозапчастями, занялся бизнесом. И продолжал общаться на авиационных форумах с такими же любителями. Я потом прочитал в комментариях к 276-й статье… По сути, любого, кто интересуется информацией, связанной с космосом, в России считают потенциальным преступником, — невесело улыбается Петр.
Валентин пропал в Крыму, куда он уехал по делам бизнеса, 18 сентября 2014 года.
— Выяснилось, что арестовали в Симферополе, перевезли сначала в Ростов, потом в «Лефортово». Лишь тогда украинскому консулу сообщили: Выговский собирал коммерческие сведения.
Месяц назад сына перевезли в Кирово-Чепецкую колонию в деревне Утробино. Там же находится еще один осужденный украинец из Крыма — Александр Костенко. Недавно их посещал российский правозащитник Артур Абашев. Валя карантин прошел, но сих пор сидит в камере-одиночке. Тюремщики утверждают: ради его безопасности. В колонии отбывают сроки заключенные из Донецкого региона. И лучше бы им не знать, что семья Выговских стояла в Киеве на Майдане.
