О «красной линии Маннергейма» не шутит только ленивый: 16 июня в Петербурге открыли мемориальную доску, а 19 июня ее залили красной краской. 20 июня фракция КПРФ в Думе направила запрос в Генпрокуратуру и Следственный комитет с просьбой проверить инициаторов «на предмет содействия реабилитации нацизма».
Инициаторы — Владимир Мединский (министр культуры РФ и председатель Российского военно-исторического общества) и Владимир Чуров (бывший глава Центризбиркома, руководитель научного совета РВИО). По идее, «за Маннергейма ответят», как «Дождь» — за блокадный опрос в январе 2014-го.
В Петербурге полтора месяца кипят страсти вокруг моста Кадырова. Вместо топографически естественного имени «Дудергофский мост» (над Дудергофским каналом) — он 15 июня с.г. получил имя Ахмата Кадырова.
Среди многочисленных противников этого был режиссер Александр Сокуров, написавший открытое письмо губернатору Г.С. Полтавченко: «До сего момента ни политики, ни историки не разбирались в характере происходивших в Чечне событий. Но одно ясно — это был мятеж против России. И этот мятеж унес жизни русских солдат и русских людей».
Зато среди защитников идеи вдруг оказался депутат-гееборец Милонов… Но лучше всего — назидательный ответ властей устами пресс-секретаря губернатора Андрея Кибитова: «Санкт-Петербург — это часть России, второй город страны. А Россия помнит и чтит всех своих героев. Наша страна не делит героев по национальной принадлежности». У-у, какой кайф!
Что важнее для памяти Ахмата Кадырова: его роль в первой Чеченской войне — или переход на сторону России во второй Чеченской и гибель в теракте? Не знаю. И не смею судить.
Что важней для памяти генерал-лейтенанта русской армии и маршала Финляндии Карла Густава Маннергейма? Его участие в Русско-японской войне? Его «строго секретная поездка из Ташкента в Западный Китай» в 1906-м? Маннергейм проехал 14 000 км верхом, снял планы 20 гарнизонных городов, составил бесценное военно-топографическое описание местности — и заслуги его перед разведкой империи сопоставимы с заслугами Н.М. Пржевальского. Он честно и доблестно воевал в Первую мировую. Он возглавил военное сопротивление Финляндии Красной армии в 1918-м… но этого, кажется, никто не ставит ему в вину. И сколько петербуржцев спасла Финляндия в годы Гражданской? (Назовем лишь имя А.И. Куприна: редактор фронтовой газеты в армии Н.Н. Юденича уходил с семьей через Ревель и Гельсингфорс.)
В мемуарах Маннергейм постоянно повторяет: я запретил финским летчикам вылеты в Ленинград в 1941—1944 гг., я отказался от участия финской армии в наступлении на Ленинград, я поднимал вопрос о состоянии военнопленных в лагерях, однако в годы войны — без продовольственной помощи Германии — мы могли бы обеспечить и каждому жителю Финляндии лишь 120 г хлеба в день (как раз блокадная норма). И вообще наша маленькая страна была заложницей трагедии великих держав…
И все-таки «на старой границе» Финляндии его войска стояли, замыкая кольцо блокады.
Сложная фигура — барон Карл Густав Маннергейм во всем блеске орденов, среди коих и Георгиевский крест 1914 года, и железный крест, врученный лично Гитлером. (То-то по сетям бродят самые дикие объяснения водружения мемориальной доски: «Это подарок финнам, чтоб не вступали в НАТО»; «Говорят, он был вообще агент Сталина!»)
И Ахмат Кадыров тоже, видимо, фигура сложная. Тут и архивы пока закрыты.
…Но вот обошлись с ними обоими — по-простому! Совпадение двух партизанских войн памяти в Петербурге, в июне 2016-го, подчеркивает космический размах нелепости. Стоят за тем и за этим геополитические игры? Или у Маннергейма — не говоря уж о Кадырове — просто были достаточно влиятельные почитатели, чтоб проект осуществить? А о «городском тексте», о реакции населения в обоих случаях думали не больше, чем Манилов — о реакции мужиков на его гипотетический мост с лавками. Моя вотчина: что хочу, то и строю! Как хочу, так крещу.
Или так воспалены общественные отношения? Так выросла бдительность? Так мало понятно: кто свой, кто чужой народонаселению — и так остро стоит этот вопрос, так воспалился он в последние годы? (Ведь есть же в Питере с 2007 года бюст Маннергейма и даже музейная экспозиция, ему посвященная, в гостинице «Маршал» на Шпалерной, 41.)
В нулевых, кстати, неохотно, со скрипом, но список «своих» все же расширялся. Без эксцессов перенесли в 2005-м Москву, в Донской монастырь прах А.И. Деникина. В Иркутске в 2004-м поставили памятник А.В. Колчаку. В Омском кадетском корпусе появились две памятные доски выпускникам — генералу Лавру Корнилову и генералу Дмитрию Карбышеву.
Не то теперь. Демонтаж старых представлений завершен. «Новый консенсус» оказался пока предельно узок: Пушкин, Бородино, День Победы… «Верхи» говорят о сложном еще проще и директивней, чем прежде. «Низы» перед сложным приходят в ярость. Уже от сложности.
Как мы будем «с такими данными» поминать 100-летие революции? 100-летие завершения Гражданской войны? 100-летие образования СССР? (А ведь все эти даты уже рядом.)
Нет ответа. Возможно, яростными спорами, партизанскими вылазками и будем поминать.
Одно утешает: за минувшие 100 лет «простые решения» и отеческая воля градоначальников в России работать перестали. «Простой советский человек» усложнился — хотя бы до раздора.
