Алексей Навальный ходит туда-сюда по коридору Урицкого районного суда. Вокруг — поселок Нарышкино Орловской области: базар у железнодорожной станции, кондитерская «Карамелька» и билборды «Единой России». В километре отсюда колония ИК-5, в которой уже почти полтора года сидит его младший брат, Олег Навальный.
Судья Владимир Логаш сегодня рассматривает три прошения об условно-досрочном освобождении. На первые два в его расписании отведено по 15 минут, на Олега — оставшееся до вечера время. В небольшой зал набиваются журналисты, местные сторонники Навального и родные двух других осужденных. Их адвокат исподтишка фотографирует Алексея, секретарь суда растерянно улыбается, зайдя в зал. Жена одного из сидельцев задает привычный вопрос — «Сколько брату осталось?». Одного из двух «утренних» просителей судья освободит. Олегу осталось сидеть два года — Замоскворецкий суд приговорил его к 3,5 годам колонии по статьям «мошенничество» и «отмывание денег». Несмотря на близость колонии, заключенных в суд не привозят — они выступают по видеосвязи, и мама Навальных пытается разглядеть Олега на темном экране. Братья используют для общения каждую паузу, когда судья выходит из зала:
— Тебе есть что читать там? Ты книги по квантовой физике просил передать, я знакомого ученого попросил тебе подобрать, чтоб простым языком были написаны.
— Да, а то мне в феврале передали «10 великих задач по математике», я до сих пор читаю…
— Я тебе еще отправил крутую статью про искусственный интеллект, толстая, как приговор!
— Слушай, а твой условный срок — он что означает?
— Ну, я хожу отмечаться каждый две недели, и еще теоретически я должен себя вести хорошо.
— А ты себя хорошо ведешь?
— Нет, и непонятно, что они с этим могут сделать.
Олег рассказывает, что прочитал в Rolling Stones статью про тюрьму в Гуантанамо, лагерь на Кубе, где США держат обвиняемых в терроризме несмотря на скандалы о применении пыток:
— Заключенные там ходят в кроссовках, в футбол играют, могут лежать на кровати!
За полтора года Навальный получил 19 взысканий — колония выносила предупреждения за курение в неположенном месте, рисунок на стене, чтение после отбоя, лежание днем на кровати и отказ от работы дневальным. 12 из них защита сумела отспорить в суде.
Последние из них вынесли буквально в последние перед заседанием — за то, что Навальный в камере занимался спортом в майке. Такой жесть от колонии, и так выступившей против освобождения, злит Навального:
— Всех тут [в колонии] волнует, что я в камере в майке сижу, а что в камере +30, всем нормально!
Его брат говорит, что опасается, что теперь Олега переведут в барак усиленного режима, а дальше в крытую тюрьму — и это при том, что уже 9 месяцев тот сидит в одиночной камере на строгих условиях. Каждое усиление режима уменьшает количество длинных и коротких свиданий с родными, которые позволяются Навальному. Но в суде он сочувственно рассказывает брату о выносящих взыскания:
— Они говорят, прости, Анатольич, нам до пенсии немного осталось…
— Ну да, ты посидишь пока, а они пойдут пенсию получать.
В кругу семьи Олег держится так же, как и на публике — «переживает, что нам тут тяжело», рассказывает Алексей. На суде младший Навальный прикидывает, сколько еще раз успеет подать на УДО (четыре) и радуется, что детей не будут дразнить в школе, потому что «папа сидит — это круче, чем брат-ВДВшник».
В колонии Олег Навальный, специалист по логистике, работавший в «Почте России», систематизировал книги в библиотеке. Поощрять его за это не стали — и защита указывает судье на предубежденностиьколонии:
— Вот [представитель колонии] Оленич сидит — вынес мне 10 взысканий, их отменили, а колония его поощрила и повысила. А я получился все равно негодяй! Или вот педофилу с тайными мыслишками дают поощрения, а угонщику мелкому раскаявшемуся — взыскания. Они написали, что я вежлив в общении и тут же пишут, что я шатаю режим — чем, что приседая снимаю куртку?! Они оторваны от реальности, а я не понимаю, как могу на это повлиять.
Судья показывает, что готов слушать Навального — приобщает документы, расспрашивает Оленича, почему не выносят поощрения, и Олега — о его учебе. Навальный рассказывает о своей жизни в тюрьме:
— Я томлюсь безделием. У меня пенсионеры-родители, вынужденные работать, дети, которые растут без отца, а я, взрослый мужчина, вынужден сидеть на табуретке, курить и смотреть в окно. Тут операторы швейной машины получают 20 рублей в месяц, а у меня трудовой договор с [журналом] New Times и я налогов заплатил больше, чем они за 10 лет. Для освобождения нужно исправиться? Но я-то ничего не сделал, поэтому меня можно выпускать, я сюда уже поступил исправленным!
Судья уходит выносить решение и через час приходит с отказом в УДО: говорит, что Олег не исправляется. Тот спрашивает из телевизора:
— Что нужно-то, чтобы исправиться?!
— Положительную характеристику от колонии
— Но её же мне теперь невозможно получить из-за взысканий?
— Ну как невозможно…
Нарышкин — Орел
