Судьба астронома
В детстве, выходя из метро «Краснопресненская», я всегда задирал голову и смотрел вверх на скульптуру революционного рабочего. За плечом он держал смятую газету (видимо, «Искру»), а в другой руке — гранату.
Это был интеллигентный человек с гранатой.
Такой человек действительно существовал. Звали его Павел Карлович Штернберг. Один из первых русских астрономов, профессор университета. Следил в телескоп за ходом планет, составлял карту звездного неба.
А потом переключился на революцию. Марксизмом он увлекался и раньше, но как-то, вернувшись из командировки, обнаружил, что вокруг здания обсерватории совсем недавно шли жестокие бои: армия расстреливала повстанцев, пушки палили по баррикадам, было много раненых, были казаки, рубившие человека от плеча. В здании училища Копейкиных-Серебряковых (рядом с нынешним Гидрометеоцентром) располагался госпиталь, где во время восстания перевязывали раненых.
Павла Карловича все это потрясло. Он немедленно вступил в партию большевиков. Рассказывали, что Штернберг составил точную карту города, и в 1917-м, пользуясь этой картой, отряды с Пресни и других заводских районов, двинулись в центр, по пути громя юнкеров и полицию.
А в 1920-м, во время Гражданской, Штернберг, переправляясь со своим отрядом через студеную речку, заболел и умер. Что уберегло его от еще более тяжелой участи в недалеком будущем — то ли самому быть расстрелянным, то ли расстреливать других.
Там же спустя 90 лет
Дмитрий Комарь, бывший «афганец», 19 августа 1991-го входил в метро после рабочего дня. Он работал, устал, никакого желания принимать участия в исторических событиях у него не было. Но в этот момент он услышал, как какой-то гражданин зачитывает обращение Руцкого к бывшим военным — идти к Белому дому, чтобы «не дать погибнуть мирным гражданам». Он повернул и мгновенно оказался на баррикадах. А через сутки погиб. Пресня зацепила своим огненным дыханием совершенно аполитичного человека.
Совпадения с историей 90-летней давности были на Пресне уникальными. Мне рассказывал один инженер, как в 1993-м они, тогда сотрудники Гидрометеоцентра, просидели три дня безвылазно в бывшей «еврейской гимназии» (то самое училище Копейкиных-Серебряковых) — территория попала в зону оцепления. За три дня они выпили весь чай, съели все припасы, рассказали все анекдоты. Над ними летали пули и грохотали крупнокалиберные пулеметы.
Между 1905-м и 1991-м краснопресненский портал также производил революционную энергию, хотя и не в таких сильных дозах. В мемуарах Ильи Смирнова я читал про демонстрацию школьников-леваков конца 1970-х, которые вышли к станции метро «Улица 1905 года» с портретами Че Гевары. Была здесь в 1980-е и немногочисленная, но яростная демонстрация диссидентов. В октябре 1987 года, после Октябрьского пленума ЦК, где выступил бунтарский Ельцин, именно здесь прошли первые пикеты и сбор подписей в его защиту. Ну и, наконец, события на Болотной закончились тоже в этом районе, когда студенты и прочая протестующая молодежь разбили в сквере у высотного здания на «Баррикадной» лагерь и продержались почти неделю. А сейчас возле площади у метро «Улица 1905 года» — место, где власти разрешают проводить митинги коммунистам, анархистам, валютным ипотечникам.
Рай для городских партизан
У старой Пресни была совершенно другая легенда и другая мифология. Это был тихий район, с прудами, с Пресненским полем, с рощами и Камер-Коллежским валом, с замечательными усадьбами — здесь друзья посещали сошедшего с ума поэта Константина Батюшкова, сюда ездил свататься к Екатерине Ушаковой влюбленный Пушкин, и очень жаль, что дело не завершилось свадьбой, она его очень любила. Здесь создавал словарь «живого великорусского языка» Владимир Даль. Здесь, чуть ли не со времен Грозного, располагался Потешный двор, куда привозили тигров и прочую экзотическую фауну, сажали в клетки, и не случайно именно на этом месте устроили Зоосад.
Наконец, именно на Пресне было подворье грузинского князя, целое грузинское село, а потом еще и армянское, здесь в мирном соседстве долгое время бытовали, да и сейчас бытуют грузинская, армянская, католическая и православная Иоанна Предтечи церкви. Ну разве не уникальное место?
Однако ничто здесь сегодня не напоминает о Пушкине и Батюшкове. Мало кто из москвичей знает о грузинском и армянском подворье. Зато названия улиц бережно хранят свое революционное происхождение: Дружинниковская, Трофима Заморенова и Павла Мантулина, наконец, Рочдельская улица, по названию маленького английского города Рочдейл, где утопист Оуэн основал свою коммуну. Интересно, знают ли в Рочдейле, что в Москве есть такая улица и в честь чего она названа?
Да, здесь был рабочий район (крупнейшая Прохоровская текстильная мануфактура, ныне Трехгорная, много других предприятий). Здесь едва ли не первыми поддержали идею всеобщей забастовки в 1905-м. Все это так. Но с другой стороны, рабочие Прохоровских мануфактур были чуть ли не самыми обеспеченными в России: у них были школа, рабочий клуб, церковь и благоустроенные Прохоровские казармы (общежития для рабочих). Строго соблюдались трудовые нормы, и была приличная зарплата. Фабриканты Прохоровы, продвинутые для своего времени люди, немало сделали для района.
Одной агитацией рабочих было не пронять. Идея революции просто носилась в воздухе. Ею были заражены все. Впрочем, причина еще и в другом: в самом устройстве Пресни.
Я еще успел застать старую деревянную Москву. Палисадники, дровяные сараи, бараки, пустыри, голубятни, коровники с коровами, петухи, огороды, грядки, цветники, какие-то арбузы, господи прости… Район не имел четкой геометрии, здесь не было улиц в строгом понимании, невозможно было прогнать по прямой линии взвод солдат или казачью сотню. Все было вкривь и вкось, все заросло зеленью, лопухами, деревьями. То есть легко было уйти от преследования. Рай для городских партизан.
Можно было разобрать любой сарай и за полчаса соорудить баррикаду — из досок, бревен, спиленных деревьев, старых телег. Таких районов в Москве было немало, но именно этот оказался насквозь пролетарским и к тому же буквально вдвинутым в центр, до Арбата пешком каких-то 10 минут.
Здесь жили люди всех национальностей, вер, обычаев. Ремесленники, купцы, рабочие, люмпены, крестьяне, бродяги, интеллигенты — все. И все они бросились защищать свою малую родину от ворвавшихся на ее территорию армейских подразделений.
Произошло примерно то же, что в 1991-м. Но это было именно вооруженное восстание. Убийства офицеров и полицейских продолжались несколько дней, как и убийства дружинников. Тысяча убитых — только по официальным данным.
За одним террором другой
В 1905-м террористические атаки достигли апогея: был разорван бомбой генерал-губернатор Москвы, убит министр внутренних дел, что уж говорить о бюрократах меньшего калибра — их убивали сотнями: военных, полицмейстеров, казначеев и даже ни в чем неповинных дворцовых служащих.
Подставьте под эти должности фамилии нынешних чиновников — уютно вам станет? Ваше чувство социальной справедливости будет удовлетворено?
Идеям о реформах, о гражданских свободах, о справедливом избирательном праве сочувствовала вся образованная Россия. Россия жаждала перемен. Но где критерий? Где черта, которую нельзя переходить?
Пассионарии, которые сражаются «за нашу и вашу свободу», всегда на стороне добра. Для меня это очевидно. Но почему же с такой легкостью они проливали чужую кровь, почему так низко ценили чужую жизнь? Ведь именно этот террор породил другой, гораздо более страшный террор Гражданской войны и сталинских репрессий, а вовсе не свободу.
И не в этом ли главный урок той революции?
Борис Минаев — специально для «Новой»
Консультант рубрики Константин Полещук, историк, старший научный сотрудник Музея Москвы
