Самое страшное не в том, что сколько-то там олимпийских медалей не завоюем. И даже не в том, что потеряем целое поколение спортсменов высочайшего класса. И даже не в том, что можем лишиться права проводить чемпионат мира по футболу-2018. Не война, в конце концов. Не смертельно, хотя и обидно.
Хуже всего то, что страна потеряет, и очень надолго, источник отдохновения, но что еще тяжелее — потеряет очень важный стимул для молодого поколения. Я не об идеологии, которой нет, я не о спорте как инструменте поддержки существующей власти. В конце концов, любая власть преходяща, а спорт служит не только удовлетворению ее амбиций. Спорт — источник живительной силы, а спорт высших достижений, при всех его громадных проблемах, выполняет еще и роль главного и очень притягательного стимула для миллионов. Если оставить населению один комплекс ГТО и корпоративные спартакиады, страна не бросится радостно оздоравливаться.
Я больше скажу: отправляя Россию в резервацию, лишая ее контактов в спорте (а культура и искусство, очевидно, на очереди), мир в итоге обретет озлобленную, отчаявшуюся и готовую на любые призывы власти страну. Мне возразят, что Россия уже и сейчас такая.
Нет. Еще нет. Но дело к тому идет.
Все проблемы российского спорта одним махом не решишь. Россия наработала на санкционные меры, в том числе и на очень жесткие. Но возможная тотальность запрета требует и даже прямо-таки взывает просчитывать последствия. Чего как не было, так и нет.
Пока удар принимают на себя в первую очередь спортсмены и болельщики. Чиновники, естественно, в стороне. Системе ни холодно ни жарко.
…Так бездарно вести кампанию по оздоровлению ситуации и защите своих чистых от допинга спортсменов, как вели ее их руководители, надо было еще умудриться. Собственно, провал был заложен в самом начале большого и вполне понятного, пусть и не вполне обоснованного, исходящего от Всемирного антидопингового агентства, наезда. Российское руководство легкой атлетики много лет сквозь пальцы смотрело на многочисленные нарушения антидопингового законодательства и зашевелилось только тогда, когда терпение вышестоящих организаций лопнуло.
От разоблачительных фильмов Хайо Зеппелта предпочли поначалу просто отмахнуться. Сосредоточившись не на собственных промахах, а на разоблачении «предателей» в лице четы Степановых и «антироссийском заговоре». После обнародования первой части доклада ВАДА жареным запахло уже так, что общими словами о беспощадной борьбе с допингом было уже не отделаться. Но понимания, к чему мы в итоге придем, и близко не было. Иногда создавалось ощущение, что все наше спортивное руководство уповало на то, что проблемы рассосутся сами собой. Ни внятной стратегии защиты, ни серьезных и убедительных шагов сделано не было ни на уровне федерации, ни на уровне министерства спорта, ни на уровне Олимпийского комитета России. Каждая структура защищалась, как могла, в соответствии с разграничениями функций и собственными возможностями, а ответственность оказалась размытой.
Между тем все рубежи российской обороны брались карательными органами пугающе легко. Россия отвечала, что она выполняет все требования, сторона обвинения не считала их убедительными. Расплывчатость требований (вплоть до изменения ментальности, что конкретикой вряд ли подтвердишь) не избавляла от разработки убедительной стратегии. Смена руководства ВФЛА в качестве главного аргумента принятых мер — не сработала.
Когда же в мае рванула бомба по имени «Григорий Родченков» и под угрозу попала главная спортивная скрепа последних лет в виде олимпийского Сочи, стало ясно, что привлечением опытных юристов и упованиями на заступничество Международного олимпийского комитета не обойтись. Поднимался вал, который не могли остановить никакие спешно возводимые дамбы.
Ставка изначально была сделана на недопустимость применения принципа коллективной ответственности к спорту. Но при этом российской стороной затушевывалось и забалтывалось главное в череде обвинений — наличие не просто употребления допинга, но и тщательно разработанной и внедренной системы его употребления и сокрытия. Короче говоря, нас поймали на жульничестве государственного уровня. Этическая сторона и моральный облик тех, кто способствовал разоблачению, — второй вопрос.
Я не знаю, чем и как можно было ответить. Но я знаю, как не надо было отвечать. А мы ответили именно так, как не надо. Чем только усугубили ситуацию.
Сказать «наказывайте нас, а не спортсменов» — не решился никто. Ни министр Виталий Мутко, который занимается всем на свете, ни президент ОКР Александр Жуков, ни другие ответственные лица. Я не про степень их вины, которая никем еще не доказана, — я про степень их компетентности в решении конкретной проблемы.
Вот так, под ворчание, ропот и упования на лучшее, мы получили то, что получили. Спортивный арбитражный суд в Лозанне отказал и коллективному иску легкоатлетов, дальше был черед всей олимпийской сборной.
Конечно, чудовищно, что решения, способные изменить самочувствие целой страны и всего мирового спортивного движения, принимаются в условиях жесточайшего цейтнота. Конечно, направленность карательных мер и фактическое признание виновными всех без исключения не отвечают ни юридическим, ни этическим нормам. Боюсь, что руководство МОК уперлось в единственный, и далеко не самый справедливый, способ наказания.
Понимание придет не сейчас, а позже. Но нам в России от этого не легче.
