Еще весной все ожидали, что выборы в Госдуму‑2016 должны встряхнуть и оживить российскую политику: впервые с 2003 года мы будем снова выбирать депутатов по одномандатным округам, в некоторых из которых ожидается реальная конкуренция власти и оппозиции. Но оживления пока не наблюдается, и за два месяца до выборов кампании фактически нет: кандидаты только-только заканчивают регистрацию, а избиратели заняты отпусками и дачами.

Перенос выборов на осень — ​не единственная проблема, говорят политтехнологи. «От этой кампании, конечно, ждали большего. Оказалось, что у нас даже не набралось в стране достаточно сильных политиков, чтобы закрыть все одномандатные округа — ​у всех партий», — ​говорит политтехнолог Дмитрий Гусев, глава компании «Бакстер Групп», работающий с кандидатами «Единой России».

Вместе с экономикой усохло и финансирование выборов: «Денег в стране нет, бизнес в качестве кандидатов участвует гораздо менее активно», — ​замечает Валентин Бианки, глава петербургской компании «Бианки и партнеры».

Сколько стоит успешная кампания в одномандатном округе? Политтехнологи, опрошенные «Новой», называют цифры от 30 до 100 миллионов рублей, в зависимости от округа и кандидата. Станислав Корякин, специалист по избирательным технологиям компании «ОбКом», утверждает, что политик, который давно работает и хорошо известен в своем округе, может победить и за 20–30 миллионов, но таких немного.

«Некоторые кандидаты от «Справедливой России» узнали, что они кандидаты по конкретному округу, только на съезде. Они начинают кампанию на территории, где раньше их не видели», — ​говорит Корякин. Он замечает, что у оппозиционера, который работает в округе несколько лет, теоретически может быть больше шансов, чем у кандидата от партии власти, который «в первый раз высадился на эту территорию». Вопрос в том, каково соотношение ресурсов кандидатов и, в частности, насколько власть готова будет использовать административный ресурс. А это зависит от множества неформальных договоренностей, которые формируют ход выборов в самом начале и во многом определяют их исход.

Неэлекторальные процессы

Рынок политтехнологий в России менялся вместе с выборным законодательством: после того как в 2004 году были отменены выборы губернаторов, а в 2005-м — ​одномандатные округа, политконсультанты перестроились с избирательных кампаний на переговоры во властных кабинетах. Эти переговоры решают судьбу российских выборов до сих пор, считает основатель и глава старейшей российской политтехнологической компании «Николо М» Игорь Минтусов.

«Выборы — ​это только видимая, хотя и важнейшая часть политтехнологий, — ​говорит Минтусов. — ​Вторая часть, которая была всегда, — ​неэлекторальные процессы, технологии, связанные с переговорами между различного рода политическими и экономическими структурами».

Возвращение федеральных кампаний (сначала — ​выборов губернаторов) не сильно изменило ситуацию: прежде чем начать бороться за голоса, надо попасть в список тех, кому федеральная власть позволит участвовать в выборах. «Сейчас от 70 до 80 процентов всех политических вопросов в стране решаются с помощью неэлекторальных технологий. Де-юре губернаторы выбираются на выборах, но стартовый список кандидатов довольно закрытый. Один политолог-политтехнолог сказал мне, что 70% его доходов за последний год — ​неэлекторальное консультирование. Это совпадает и с моими оценками», — ​говорит Игорь Минтусов.

Если кандидат сможет заручиться поддержкой региональной и федеральной элит, а также силовиков, его фамилия попадет в заветный список допущенных до выборов. Оказавшись там, можно уже не бояться сильного противодействия из Москвы: все кандидаты, зарегистрированные на выборах, считаются приемлемыми в глазах Кремля. «Политический консультант рекомендует клиенту, с кем вести переговоры: решения по губернатору принимают 30–40 человек, и если у них есть хорошее мнение о кандидате, то он победит», — ​считает эксперт.

Внутриэлитные договоренности важны и для одномандатников на выборах в Думу, подтверждает Станислав Корякин: «Если человек идет на выборы, он должен повлиять на формирование обоймы кандидатов так, чтобы минимизировать риски и увеличить шансы. Важно, что ты со всеми договорился и что тебе уже не мешают, например, не выставляют против тебя сильных кандидатов».

Пример — ​Бурятский одномандатный округ на этих выборах: от «Партии Роста» баллотируется бывший единоросс, депутат-миллионер Михаил Слипенчук. «Там же есть сильный кандидат от «Справедливой России» (депутат Госдумы шестого созыва) Иринчей Матханов. Но он просто не успел донести документы до избирательной комиссии, — ​рассказывает Корякин. — ​Фактически это означает, что он снялся в пользу Слипенчука, потому что Слипенчук с кем-то договорился. А если бы пошел Матханов, неочевидно было бы, кто победит в этом округе». По официальной версии «СР», Матханов решил не идти на выборы и «заняться партийными делами», а вместо него партия выдвинула в округе народного депутата Хурала Бурятии Оксану Бухольцеву.

«Золотые списки»

Когда в стране исчезли крупные выборные кампании, известные имена и бренды 1990-х — ​начала 2000-х перешли на консультирование элит: например, как губернатору строить отношения с Москвой, с местными политиками и бизнесом, как разговаривать с населением. Тем временем небольшие местные выборы продолжались, политическая жизнь локального масштаба не замирала. «С 2004 по 2010 год основное, что было, — ​региональные кампании «Единой России», — ​замечает Валентин Бианки.

«Это вам кажется, что региональные технологи были не востребованы. На самом деле они работали с кампаниями местного уровня: на выборах в законодательные собрания, выборах мэров. Они и формировали этот рынок: он был менее значимым, менее бюджетным, но он был. И теперь за решением полевых задач кандидаты обращаются непосредственно к ним», — ​говорит Дмитрий Орлов, глава Агентства политических и экономических коммуникаций, один из инициаторов создания Общероссийского народного фронта.

Специалисты по выборам в регионах не сидели без дела, но годы торжествующего административного ресурса перевоспитали их не в лучшую сторону, считает Ольга Васильева, замдиректора по имиджевым проектам «Минченко консалтинг». «С середины 2000-х выросло поколение политтехнологов, которые задействуют в основном полевые технологии мобилизации, приводов, не использующие личность самого человека. Они выросли на админресурсе, когда кампания не имеет никакого сопротивления, а надо просто отработать определенный набор приемов, создать видимость агитации».

Технологии мобилизации — ​это простые и циничные способы мотивировать сотрудников предприятия, студентов общежития, сотрудников управы, а то и контингент районной рюмочной прийти на выборы и проголосовать за кандидата-заказчика, объясняет политтехнолог, работающий на этих выборах с одной из непарламентских партий в Приволжском федеральном округе и не пожелавший публиковать свое имя.

«Бывает, что приводят алкашей. Допустим, место, где они предаются пороку, находится недалеко от избирательного участка. Туда за день-два до выборов приходят люди, методом включенного или невключенного наблюдения вычисляют лидеров этого контркультурного движения и вступают с ними в коммуникацию. И говорят: можно в день голосования прийти с паспортом и бесплатно опохмелиться. А в день голосования приводят на избирательный участок, говорят, за какую партию надо проголосовать. Проголосовав, алкоголик уходит с участка и, получив какой-то билетик, скрепочку или иной опознавательный знак, идет за своим стаканом спиртного. Дальше включается азарт: они хотят еще и еще. И человеку говорят: «Слушай, хороший ты парень, веди соседа!» Дальше все зависит от здоровья такого лидера контркультурного движения, но к обеду мы уже получаем приличную цифру», — ​рассказывает политтехнолог.

Мотивация сотрудников местного предприятия с помощью премии или дополнительного выходного — ​тоже давно известная технология. Но если раньше она считалась приемом власти, то теперь этот инструмент активно используют представители самых разных партий: от «Единой России» «отвалилось» приличное количество бизнесменов вместе с ресурсом массовой мобилизации электората (о миллионерах, ушедших из «ЕР» в другие партии на этих выборах, мы писали в номере №75 от 13 июля 2016 года).

«Используя разные средства мотивации, люди, отвечающие за «поле», формируют так называемые «золотые списки» избирателей, которые точно придут и проголосуют за нужного кандидата: это либо идейные сторонники, либо люди, каким-то образом замотивированные, либо по каким-то причинам зависимые, — ​говорит самарский политтехнолог Дмитрий Лобойко. — ​Если мы говорим о «Единой России», то тех, кто сам готов прийти и проголосовать за них, по моим оценкам, процентов 30. Значит, за счет административного ресурса и мобилизационных проектов нужно получить еще 20–30%».

«Спутники демократии»

«Политтехнологов принято демонизировать, но на самом деле они спутники демократии, — ​говорит политолог Екатерина Шульман. — ​Может быть, они стервятники демократии, но их появление свидетельствует о том, что в стране есть какой-то публичный политический процесс. Это признак того, что хотя бы в голове кандидатов имеются сомнения в гарантированности собственной победы. Нельзя сказать, что мы возвращаемся к политической конкуренции, но возвращение выборов одномандатников и снижение партийного барьера несколько расшевелило систему. К сожалению, наличие фильтров и инструмент сбора подписей позволяет допускать к выборам лишь тех, кто считается системным, приемлемым кандидатом. В этих условиях смысл политтехнологий сводится во многом к тому, чтобы убедить людей вообще прийти и поучаствовать в выборах».

Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий, наоборот, ожидает настоящей конкуренции и нешуточной борьбы в тех округах, где баллотируются сильные политики и от оппозиции. «В течение нулевых годов была очень сильная эволюция в сторону партизации системы: из кампании уходил человек. Сейчас в кампанию снова пришел кандидат, личность. Кампания, конечно, будет более интересной, чем раньше: в политику возвращаются люди, которых, казалось, уже забыли, например, Руцкой и Станкевич. Выборы в ряде округов становятся совершенно непредсказуемыми, а политтехнологи, которые все это время работали на региональных выборах с одномандатниками, сохранили навыки работы с кандидатом».

Но, с одной стороны, конкуренция и интерес к выборам в какой-то мере выросли, а с другой — ​общество пребывает в депрессии, занято мыслями, как заработать и как сэкономить, замечает Макаркин. В таком состоянии выборы в Государственную думу не кажутся чем-то спасительным и важным.

По опросам фонда «Общественное мнение», еще в мае только 48 процентов опрошенных знали о том, что осенью будут выборы. А июльское исследование «Левада-центра» показывает, что больше половины россиян (52%) не только не обсуждают ни с кем выборы, но даже не слышат таких разговоров вокруг себя. При этом 57% не интересуются деятельностью Думы вовсе, а 90% ничего об этой деятельности не знают или представляют себе ее смутно. В таких условиях российским «спутникам демократии», особенно тем, кто работает с оппозиционными кандидатами, придется превзойти самих себя, а результаты мы сможем оценить уже в сентябре.