— Мама, мама! — Маша встревает во взрослый разговор (что для нее — редкость) и тянет Анну назад. — Посмотри!
Вдоль дома, следом за нами, ковыляет тощая маленькая собака.
— Потерялась. Давай возьмем? — В глазах и голосе Маши и вопрос, и мольба. Но мама отвечает ей тем же тоном:
— Пятую, Маш? Мы только недавно вытащили еще одну из-под колес…
Сегодня у Анны Бережной — четыре собаки и четверо детей. Ей 52 года. Она доцент одного из петербургских вузов. Три года назад многодетная семья билась за социальную квартиру, и моя подруга, которая просила помочь им, представила мне эту женщину так:
— Она — необычная, не от мира сего, что никак не повлияло на ее жизнелюбие, умственные способности и человечность. Никогда не была замужем, но взяла четверых детей из детдома, все — с задержкой психического развития, двое — инвалиды. Тянет их всю жизнь одна. Анна — очень хорошая, но бедная…
Анна социальную квартиру получила только тогда, когда взяла третьего ребенка! Сейчас детей — четверо. У всех — разные фамилии. Все — Егор (18 лет), Глеб (17 лет), Маша (10 лет), Настя (8 лет) — знают своих настоящих родителей. Но мамой называют Аню.
Первого приемного ребенка — Егора — Бережная усыновила 15 лет назад (она жила тогда вдвоем с мамой в двухкомнатной хрущевке). Ане было 37 лет, Егору — 3,5 года. Квартира наполнилась шумом и смехом, а центром вселенной стал малыш-инвалид с большой головой, толстыми стеклами в очках, кучей психологических проблем и улыбкой, против которой не устоять.
Егору в избытке досталось заботы и любви, но совершенно не хватало друзей, и спустя три года Анна забрала из детдома Глеба (он был всего годом младше). Мальчишки быстро сошлись. А маме двоих сыновей захотелось девочку — и скоро в ту же хрущевку вселилась Маша. Настя в семье появилась два года назад — не взять ее Аня не могла. Не только как подружку Маше. Настя не просто сирота — у нее на глазах убили маму.
Каждый день Анна поднимается в 6 утра.
— Бужу, кормлю всю ораву, вместе с собаками, провожаю: кого — в колледж, кого — в школу, потом псов выгуливаю, — перечисляет она свои хлопоты. — Мне пришлось отказаться от дополнительной нагрузки в университете, потому что тогда четыре дня в неделю я должна была бы появляться на работе к 9 утра. А для меня это нереально…
Оклад доцента в университете — 11 200 рублей. Теперь еще Анна подрабатывает репетитором. Еще…
— Работаю столько, сколько мне позволяют дети. Но все равно ни на что катастрофически не хватает, — разводит руками многодетная мама. — Однажды Глеб попался на краже чипсов в магазине. Меня вызвал участковый. Долго мне выговаривал: «Вы набрали детей, вы получаете на них деньги, у вас есть социальные льготы, вот и воспитывайте…» А какие у меня льготы? Какие деньги?
Аня начинает подсчитывать доходы и расходы семьи.
Доходы: пособие на Настю — самое большое — 9900 рублей по потере кормильца. Пособие на Машу — 8745 рублей (никаких алиментов). На Глеба — столько же (мать должна платить алименты — в месяц 1200 рублей, но не может). А на Егора — совсем ничего: 5 января ему исполнилось 18 лет, и по закону парню пора уйти из приемной семьи, получить квартиру и жить самостоятельно. Готовясь к этому событию, Анна год копила деньги и пусть и с рук, но купила на новоселье сыну диван, журнальный столик и новый комплект постельного белья. А новоселье не состоялось: государство и прежде не справлялось с обеспечением жильем сирот, а в 2015 году дотации на это сократили. Егору сказали ждать — может, год, может, два, а может, больше… Идти ему некуда. Живет он с Анной: в общий семейный бюджет отдает 9500 рублей со своей стипендии. Итого — в общей сложности на пятерых в месяц выходит чуть больше 50 тысяч.
— Расходы, — Аня вздыхает, легко и быстро она подсчитывает только коммуналку. — За квартиру мы платим 5500 рублей в месяц (квартплату приемным семьям никто не отменял. —Н. П.), еще газ, свет, интернет и телефон. Всего — около 9 тысяч. Еще — мобильные телефоны. Одежда — нам много отдают. Проезд — очень много уходит на него. Питание — ну не голодаем… Но дело же не в этом! На государственные пособия я не могу дать детям того, что им нужно! — С отчаянием сбивается со счета мама. — Маше и Насте не обойтись без репетиторов: по иностранным языкам, по математике, по другим предметам. Одно занятие с репетитором — 500 рублей. С Егора в 18 лет сняли инвалидность: оказалось, для взрослых у нашей медицины — другие критерии, более жесткие. Инвалидность-то сняли, но видеть он не стал (у Егора —высокая степень близорукости, астигматизм. —Н. П.). Каждый месяц ему нужны линзы. Раньше мы покупали их на пособие по инвалидности. А на что теперь?
— А вчера позвонила тренер Маши (девочка уже несколько лет занимается бальными танцами. —Н. П.), — переключается с проблемы на проблему Анна, — категорично заявила: «К осени ищите другого партнера или бросайте танцы. Ваш прежний партнер на фоне вас будет деградировать, он же занимается индивидуально…»
Тренеры настаивают: для повышения уровня помимо групповых занятий (стоимостью 2500 рублей в месяц) нужны непременно индивидуальные занятия три-четыре раза в неделю (стоимостью 1000 рублей — каждое). Маша, конечно, ходит только на групповые.
— Видимо, будем отказываться, Машенька, — сообщает дочке Аня и поворачивается ко мне, Маша молчит. — Очень жаль. Три года этому отдано. Это всерьез Маше нравится, это у нее получается. Но мы не потянем…
Маша спрашивает:
— Мама, а ты сказала тренеру, что у Ромы (партнер по танцам. — Н. П.) есть и мама, и папа? А у меня — только мама. И нас — четверо. Сказала?
— Да, — отвечает Аня.
Маша выходит из комнаты.
Машино пособие — самое крохотное. Одно бальное платье стоит больше — около 10 тысяч, а их нужно не меньше двух для танцев, еще 4–5 тысяч рублей — на туфли. На Машу не приходит никаких алиментов: мама — в розыске уже десять лет. С кого взыскивать? С мамы Глеба алименты взыскать могли бы, но Аня их не требует. Почему?
— Эта женщина больна, — объясняет доцент Бережная, — работает уборщицей, оклад 6500 рублей (из них Глебу и причитается 1200. —Н. П.), после Глеба родила еще сына, мальчику сейчас 6 лет, она одна его воспитывает. Глеб давно нашел свою мать и иногда навещает. Однажды попросил у меня денег на торт — на день рождения сводному брату. Потом рассказывал, что этот торт был единственное, что стояло на столе в день рождения…
Егор тоже разыскал свою маму. У них — одна фамилия. Они внешне очень похожи. Мама родила Егора рано и сразу оставила в доме ребенка. Сегодня она — вполне успешная бизнес-леди. У нее своя конюшня. Участвует в выставках и соревнованиях. Других детей у дамы нет до сих пор. Только кошечки и собачки.
— Егор, когда узнал о ней, очень обрадовался, — продолжает Анна. — Как-то в «Ленэкспо» проходила выставка «Иппосфера», он там бегал, ее искал, но не нашел. А потом отыскал ее страничку в соцсети «ВКонтакте» и написал ей. Долго думал, как написать: «привет, родитель» или «привет, мама». Написал просто: «привет». В ответ тут же были добавлены в черный список и он, и я, и Глеб, и Маша, и Настя…
Один раз в жизни семья была очень счастлива. Целых 10 дней. Два года назад они назанимали денег в долг и все вместе поехали отдыхать на Азовское море.
— На юге Егор тоже обзавелся зверьем, взмолился: «Мама, хочу своего питомца!» Маленькая черепашка, размером с детскую ладошку, — показывает Анна, — но я же не думала, что она будет золотой! Мы за нее заплатили всего 150 рублей. А потом началось: ей надо то, ей надо сё (аквариум, камешки, водоросли, фильтр, корм. —Н. П.)… Ёлки! А главное, она здесь, в Питере, заболела! А Егор уехал к бабушке на дачу (к 85-летней матери Анны в Ленобласть. —Н. П.). Знаете, смешно, такая тварь маленькая лежит: «Всё, башка болит, подыхаю…» Я думаю: сдохнет Пупсик (так он ее назвал), Егор расстроится. А мы тогда как раз водили с Машей собаку к ветеринару. Я говорю Машке: «Ну давай и ее сносим». Понесли эту черепаху. Ей стали колоть уколы. Двое держат лапочку — вот такусенькую и колют: 160 рублей укол! На эти деньги таких еще пять можно было купить! Короче, черепаху прокололи. Она такая борзая стала: по аквариуму — фьють-фьють, как ураган! Я думаю: надо же! Надо было себе колоть…