СюжетыОбщество

«Сказали, что помогут, но чтобы все молчали»

Ямальских оленеводов из карантина активно возвращают в тундру. Главная проблема — нечего есть

Этот материал вышел в номере № 88 от 12 августа 2016
Читать
Чтобы дозвониться до Большой земли, Александр Сэротэтто шел пешком по тундре 9 часов. Спутникового телефона в его стойбище нет. В соседней оленеводческой бригаде есть, но сломался. Лишь на третьей стоянке у девушки-фельдшера нашелся исправный аппарат. Дозвонившись, Александр домой уже не пошел — сил не было. Если бы в третьем стойбище тоже не было связи, о сибирской язве, бушующей в ямальской тундре, узнали бы еще не скоро. И жертв заболевания среди людей было бы намного больше.

Что до самого Сэротэтто, то у него теперь нет ничего. От сотни оленей осталось четыре. Все быки, а важенки (самки) нет, значит, и потомства не будет.

Александр теряет все второй раз подряд. Два года назад, когда из-за обледенения олени остались без естественного корма — ягеля, — у него пало все стадо. Работали с женой днем и ночью — и только этой весной восстановили поголовье.

Саша закуривает, сидя на стареньких нартах. На минуту отвлекается от невеселого разговора и что-то горячо говорит 6-летнему сыну по-ненецки.

— Говорю ему, что олени наши вернутся. Он переживает очень. Плачет.

Детей в семье Сэротэтто трое. Младшему 9 месяцев.

— В то, что государство поможет восстановить поголовье, я не верю. Сказали, что помогут, — это чтоб надежду вселить, чтоб все успокоились, замолчали. Два года назад люди теряли по 400 оленей, а самая большая компенсация, которая была, — 60 тысяч на семью. Тогда некоторые с собой покончили — были случаи такие. Мы с женой работали два года, чтоб стадо восстановить: я нарты делал, жена шила. Вот, восстановили…

Сэротэтто этим летом жили в стойбище из 12 чумов — том самом, откуда пошла инфекция.

— Первый раз, когда мы пешком ходили в другое стойбище звонить, нам сказали в Яр-Сале, в администрации, что мы сами оленей убиваем: неправильно выпасаем, каслаем (перегоняем.Т.Б.) в жару. А тогда и не каслали мы. Ну перешли в другое место, а там еще больше пало оленей. Уже сердце не могло терпеть, пошли опять звонить в село. Пошли с товарищем в 13-ю бригаду совхозную, а у тех телефон был, да сломался. Ночью уже дошли на другой участок, где три чума, там телефон работал. Позвонили товарищу в Яр-Сале, сказали, что происходит. И эти слова наутро он передал в администрацию, а ему не верили. Сказали, что он ложные слова говорит. Уволить грозились. А потом все-таки вертолет прилетел, анализы взяли — и улетели все опять.

В последний раз, когда уже почти не осталось оленей в стаде, пешком пошли к соседям: в 12 часов вышли и пришли в 10 часов вечера, без остановки шли 9 часов. Знали, что там разъездной фельдшер, значит, есть телефон. Попросили у нее, а она говорит: только быстрее, за каждую минуту я плачу. Тогда в другом чуме попросили позвонить у дедушки. К этому моменту уже у одной девочки на шее фурункулы появились, врача надо было.

Обратно сил не нашлось идти, там дождались вертолета и полетели вместе с врачом. Она сверху фотографировала и говорит: нет, уже нельзя терпеть, нельзя вам так жить — везде трупы, гнилью пахнет. Напрямую в Салехард забрала ребенка и нас троих.

Люди, которые остались в тундре, что могли, перевезли на новое место на последних быках, остальное — пешком перетаскали, — вздыхает Александр.

Чистое стойбище расположено между озерами Яррото и Эдейнто, где администрация района обустраивает для пострадавших новое жилье: ставит временные чумы, привозит предметы быта. Оленеводов оно не устраивает. Точнее, увиденное там сильно расходится с обещанным.

— Нам сказали, все готово. Прилетели — одна палатка стоит и шесты на два чума поставлены. А нас 63 человека. Прошли все через палатку, там нас раздели, салфетками протерли, чистую одежду надели. Для детей ничего не было. Годовалым и грудным дали большие футболки и трусы семейные. Жерди для чумов поставили из лиственницы, мы ее не используем, она молнию притягивает, во время грозы опасна. Сказали, временное это все. А ведь время пройдет — и забудут. Будут рассказывать, что давали все необходимое.

Сейчас говорят, что заключенные будут нам нюки и другие вещи из шкур шить (власти решили передать заказ на пошив предметов быта для оленеводов местным зонам.Т.Б.). Так разве они хорошо сделают?

Ничего у нас теперь нет. Все потеряли, и восстановить не на что. Куда мне с тремя детьми идти? Старший боится в новом чуме ночевать, страшный он, говорит.

На этой неделе оленеводов из карантина активно возвращают в тундру. Главная проблема — нечего есть.

— Продукты нам привезли такие: хлеб, тушенку, рыбные фрикадельки в банках, по одной пачке чая и сахара на чум. Масла вообще не было. И пакетик сушек на семью. Ничего из этого младшим детям нельзя. У меня запас продуктов был закуплен до Нового года. Все сожгут, — не сомневается Александр.

На лето семья из 5 человек закупает запас на 140 тысяч. На зиму нужно больше. Источник дохода — продажа оленей на забой муниципальному предприятию (закупочная цена 150–160 рублей за кило, отпускная для покупателей — 500 и выше). Плюс 3 тысячи рублей в месяц от «Газпрома» — столько «национальное достояние» платит оленеводам, ведущим традиционный образ жизни, в качестве поддержки — читай, откупа за экологический ущерб.

По словам Александра, представители администрации записали все пожелания оленеводов, обещали купить необходимые вещи — дождевики и болотные сапоги, чтобы тундровики могли добывать рыбу. Но за неделю так и не купили. Оленевод удивляется, зачем закупки вещей чиновники взяли на себя вместо того, чтобы собрать сведения о нуждах людей и выдать адресную помощь…

— Привезли топоры прямо из магазина, а поточить нечем. Наши снасти и инструменты, оставшиеся в чумах, сожгут. Этого не возместить: передается из поколения в поколение, делается вручную. Все сжигают. А ведь говорили сначала, что будут делать санобработку, потом смывы брать на анализы — и жечь не станут.

— Ночью просыпаешься, что-то хочешь сделать с оленями, забываешь, что их нет. Для нас олень — хлеб, жизнь. Зимой забил голов десять — и живешь. А теперь оленей нет. Ничего нет. У меня на глазах олень умер: стоял, потом задышал резко — и рухнул. Рядом важенка пала, а теленок еще молоко сосет… В эту минуту я сознание потерял.

Эпидемия молчания

Вспышка сибирской язвы вызывает вопросы, ответов на которые пока нет

Еще один район Ямала — Тазовский — закрыт на карантин из-за падежа оленей. Информагентство URA.RU сообщает, что в июле там погибло 600 животных. По сообщению службы ветеринарии Ямала, диагноз — не сибирская язва, а пастереллез северных оленей — инфекционная болезнь, для которой характерны лихорадка, интоксикация, воспаления кожи, подкожной клетчатки, артриты, остеомиелиты.

Среди ямальцев меж тем распространяется слух, что в Тазовском районе — тоже «сибирка», однако власти это замалчивают, чтоб не допустить паники. Почвой для самых разных слухов становится красноречивое молчание местных властей и надзорных органов.

По данным источника «Новой», в образцах почвы, изъятых в ямальской тундре и направленных на анализ в лабораторию сибирской язвы Ставропольского противочумного института Роспотребнадзора, спор этой инфекции не обнаружено. Такая информация косвенно свидетельствует, что возбудитель действительно был занесен к озеру Яррото извне. Также, по неподтвержденной пока информации, штамм нетипичный. Конспирологи уже стали сравнивать положение ямальцев с индейцами, которым привезли зараженные оспой одеяла.

Вопросов остается немало: например, почему при 10-дневном как минимум плотном контакте с зараженными животными заболели всего двадцать четыре тундровика?А ведь, как рассказали «Новой» участники событий, длительное время людям приходилось брать воду для питья в водоемах, где находились трупы павших животных. Тем не менее и при банальном отсутствии медпомощи большинству людей удалось выжить — по официальной информации, болезнь унесла жизнь одного человека, 12-летнего мальчика.

И если в тундре нет скотомогильников, на которые так долго кивали чиновники различных уровней, а в почве не обнаружены споры «сибирки», то из какого источника произошло заражение?

Эти вопросы мы хотели задать специалистам Ставропольского противочумного института. Однако в приемной учреждения (а других телефонов в открытом доступе нет) «Новой» сказали, что комментарии о вспышке сибирской язвы на Ямале невозможны: действует запрет. Кем он вынесен и на кого распространяется, уточнить не удалось. Нам посоветовали направить официальный запрос. Это мы, разумеется, сделаем и обязательно познакомим читателей с ответом. А равно и с тем, как прокомментируют газете действия ямальских властей надзорные органы.

Оленеводы, с которыми нам удалось связаться, сообщили «Новой», что 10 августа производился облет зараженной территории, специалисты брали пробы почвы, воды и растений в месте первой вспышки заболевания. Они также посетили бригаду, где оленей вакцинировали больше 10 дней назад. У животных на анализ взяли кровь, волос, сделали соскоб из-под копыт.

Также в тундре продолжают уничтожать трупы оленей и чумы тундровиков в зараженной зоне.

Сибирская язва считается бактериологическим оружием. Крупнейшая утечка искусственно выращенного возбудителя произошла в 1979 году из секретной лаборатории в Свердловске. Разработка биологического оружия здесь шла вопреки ратифицированной СССР в 1972 году международной конвенции. От заболевания тогда, по официальным данным, погибли 64 человека. Неофициально называется цифра до 100 человек.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow