Окончательно отказав 267 российским спортсменам в возможности выступить на Паралимпийских играх в Рио-де-Жанейро, ревнители чистого спорта сделали большое дело: загнали обратно в квартиры тысячи и тысячи российских спортсменов-инвалидов. Это, увы, и есть главный вывод из вердикта Спортивного арбитражного суда (САС), отказавшего Паралимпийскому комитету России в апелляции на решение Международного паралимпийского комитета, принятое им 7 августа.

Вердикт САС был обнародован днем во вторник — как раз в тот момент, когда «золотой рейс» с возвращавшимися из Рио российскими олимпийцами приближался к Москве. И этот стык только усиливал абсурдность всего происходящего — как издевательски безответственного вердикта, так и непозволительно благодушной эйфории по поводу одержанной в Рио «победы».

Я сознательно взял слово «победа» в кавычки, потому что даже если это была бы действительно полноценная и не омраченная разного рода обстоятельствами победа, все равно бы на фоне катастрофического удара по российскому паралимпийскому движению следовало несколько поумерить восторги.

Запад в лице МПК, а после и САС не внял аргументам и предостережениям российской стороны, да и просто законам элементарной логики. Россия со своей стороны слишком понадеялась на то, что принципы гуманизма и неприятия коллективной ответственности за нарушения будут учтены.

Мы, журналисты «Новой газеты», тоже на это надеялись. Увы, мы ошиблись.

Вопрос, чем спортсмены с ограниченными возможностями провинились больше своих обычных коллег, ответ имеет один: ничем. Сноска в докладе комиссии Ричарда Макларена, в которой говорилось о 35 якобы скрытых положительных пробах российских паралимпийцев в период с 2012 по 2015 год, стала основанием для озвученного главой МПК Филиппом Крэйвеном вывода, а затем и единогласно принятого организацией решения о дисквалификации российских паралимпийцев.

Понятно, что дыма без огня не бывает. Как понятно и то, что Крэйвен, очевидно, поразился доселе невиданным в паралимпийском движении масштабам допинговых нарушений. Правда, фактическая основа предоставленных Всемирным антидопинговым агентством сведений вряд ли давала возможность для глобальных выводов и тотальной дисквалификации всей команды паралимпийцев скопом.

В данном случае не столь важно, что МПК формально не подчиняется Международному олимпийскому комитету, имеет право не дублировать его решения и наказывать подчиненную организацию вполне самостоятельно, в соответствии со своими представлениями о добре и зле. Важно то, что возобладал принцип коллективной ответственности за чужие грехи, пусть даже эти грехи и были признаны «государственными».

Я бы, конечно, выявил и совсем не формально наказал тех наших деятелей, которые решили, что отдельным паралимпийцам тоже надо оказывать «помощь» ради того, чтобы они прославляли страну. И тренеров, принявших эти несусветно глупые предложения, тоже бы наказал. И спортсменов, увы, тоже, если бы вина их была доказана, — как наказали недавно четырехлетней дисквалификацией за применение допинга легкоатлета-паралимпийца.

Но выбрасывать за борт движения всех без разбора, отнюдь не косвенно ударяя по тем, кто понятия не имел о каких-то «допинговых программах», и тем более по тем, кто по примеру паралимпийцев открыл для себя возможность жить по-другому, — ход не просто некорректный, а подловатый. И совершенно не учитывающий ни российской специфики, в которой с публичной жизнью инвалидам не сильно везло, ни последствий такого шага.

Филипп Крэйвен и его соратники, уверенные в правильности решения, очевидно, надеются на исправление нравов российских чиновников. Но это благие намерения, ведущие совсем не в ту сторону. Они в первую очередь убивают мечту людей, ощутивших в себе силы подняться и над косностью среды, и над своим недугом. Немаловажно и то, что изоляция российских спортсменов-инвалидов только усилит конфронтацию с Западом, которой и без того в российском социуме сейчас предостаточно. Теперь чиновники из реальных виновников катастрофы превращаются едва ли не в жертв, хотя наказаны не они, а спортсмены.

Здесь важно было руководствоваться, на мой взгляд, прежде всего принципом меньшего вреда, а не формальным поводом зацепиться за мнимые или даже действительные нарушения. Спортивный арбитражный суд, похоже, подошел к потрясающе важному не только для России вопросу именно что формально: если МПК имеет право наказывать входящую в него организацию, то можно не идти против его решения. Повод отклонить российскую апелляцию у САС, похоже, был, но, по сути, эта последняя высшая инстанция высшей мудрости не проявила или не захотела проявить.

И последнее. Знаю, что и среди читателей «Новой» найдется немало людей, которые сочтут отстранение всей паралимпийской сборной России от главного старта четырехлетия справедливым наказанием и не согласятся с посылом и тоном моих субъективных заметок. Это их право.

Но понимаете… Вы представьте, что получили возможность присутствовать на тренировке паралимпийцев. Вживую. Это очень важно, что вживую, что совсем не то, что видеть коротенький сюжет на телеэкране. Это не пробросом произносимое «кровь, пот и слезы». Это вообще не для слабонервных, если честно. А после хорошо бы еще посмотреть этим людям в глаза и подискутировать о целесообразности тотального их наказания. Я не бью на жалость, я просто хочу, чтобы мои оппоненты хоть немного, но почувствовали то, что чувствую я.

А чувствую я — вопиющую несправедливость. На этот момент — без всяких оговорок.

Владимир Мозговой, обозреватель «Новой»

«Мы все чистые!»

— Утром-то новости были другие: российская делегация себя хорошо проявила, в суде были настойчивы, в то же время дружелюбны. Настрой был на положительный результат. Пришел после тренировки в номер, включаю случайно новости. Там — в экстренном порядке говорят, что отклонили. Сразу пошли звонки…

Врач говорит, что у нас все сейчас в команде на валерьянке, нервы успокаивают. Лично мое отношение — не едем, грустно, печально, но жизнь-то не останавливается, будут следующие соревнования, следующая Олимпиада. Все равно не пройдет даром подготовка: в следующем сезоне с этой точки начнем готовиться, только еще сильней.

Есть ли еще пути доказать что-то? С этой Олимпиадой, мне кажется, уже все окончательно решено. Дали указание квоты наши распределить по другим командам.

Мне кажется, мы сами в полной мере еще не прочувствовали, как будто не проснулись. Не понимаем: почему так? Почему мы? Что мы такого сделали? В команде все чистые, все сдавали пробы на международном уровне. Да, есть те, кто в этом году не успел сдать или у кого просто не взяли. Но это единицы, а нас… Глупо, считаю, по этому докладу лишать всю страну праздника. Мы выступаем, народ болеет.

Я молодой еще. Я на следующие Игры поеду. Обидно за тех, для кого эта Олимпиада могла быть, по сути, последней возможностью победить.

«Сейчас главное — это поддержка»

— Вчера вечером я почему-то почувствовала, что все так и будет, скорее всего, поедем домой. Я все утра ждала: радостных криков у нас на базе, что мы едем, облазили весь интернет: там же предварительно писали, что все наладится…

На базе отреагировали по-разному: кто-то предвидел, а половина ребят в тяжелом состоянии, для них это шок. У многих эта Паралимпиада была бы первая, они ждали ее больше всех. Очень жалко всех тренеров. Мне моего тренера жалко больше, чем себя. Он как никто другой знает, какой у меня был тяжелый год, до последнего не знала, поеду или нет — была куча травм, отборов.

Сейчас самое главное — поддержка. Социальные сети просто взорвались. Мы к этому долго шли, а нас опрокинули в грязь — это тяжело. Хочется сказать людям: мы тут не причем, не виноваты, это не наши пробы, мы чистые! Чтобы не было на нас этого клейма.

На этом жизнь не заканчивается, будем готовиться к чемпионату мира.

«Мы — политические жертвы в спорте»

— Девочки ревут. От себя могу сказать: несправедливо, мы верили в гуманизм. Наверное, это сейчас в мире как-то не модно. Бездоказательно нас лишают всего, чего мы хотели, к чему шли, для чего работали.

Что дальше? Наверное, нужно судиться, доказывать, что мы невиновны, честны перед миром. Чтобы на нас пальцем не показывали, как в зоопарке, что вон идут «допингеры». Чиновникам надо больше этим заниматься. А нам надо найти в себе силы, смириться, готовиться дальше. Переварить эту ситуацию как можно достойнее. Не надо унижаться. Если нас не хотят там видеть, таких сильных, то не надо и напрашиваться. Надо доказать все в суде по-честному, а на следующих соревнованиях просто всех «мочить».

Политический больше аспект, я думаю. Россия сильная, и не только в спорте, это стало чувствоваться. Мы стали жертвами этой игры. Войдем в историю как политические жертвы в спорте.

Не знаю, можно ли еще до Игр успеть что-то изменить. Ситуация, как с легкоатлетами из олимпийской сборной: что бы ни делали, им сказали «нет» — значит, нет. Есть ли возможность юридически в индивидуальном порядке опротестовать, не знаю. Надо как-то с этим справиться.

Записала Екатерина Фомина, «Новая»

«Испугались, что мы выступим и победим»

— Это сочетание чести мундира одних и очень большая обида конкретно президента Международного Паралимпийского комитета господина Крэйвена за то, что 4 года назад мы, победив Англию, заняли второе место после Китая. И в этом году в Рио олимпийцы обыграли их.

Во время заседания наши оппоненты говорили о медалях, которые мы завоевали нечестным путем. А раз нечестным — мы у них не выиграли. Это нужно доказать. Но доказательств нет. Господин Макларен постоянно говорит, что его следствие не закончено. Что доклад Макларена — это не решение суда, а один из аргументов обвинения.

Все это побуждает меня сказать, что решение было принято не на этом заседании. У нас еще до начала суда была такая информация. Стороны очень спешили все оформить. Лейтмотив состоял в том, что им нужно было побыстрее сесть на самолет, поэтому «выступайте, пожалуйста, покороче».

Тем не менее, когда по содержанию процесса выяснилось, что аргументы у нас сильные, нужно было выслушать противоположную сторону. Но по правилам все действует вот каким образом: против наших олимпийцев обвинений было больше, и им дали выступить. А паралимпийцам — нет. Как это вообще может быть?

Спортсменов наказали за то, что они инвалиды? В нашей сборной команде 266 человек, у которых не было никаких проб. Подменили принцип индивидуальной вины коллективной.

— Есть ли какая-то вероятность, что Международный Паралимпийский комитет отменит свое решение?

— МПК занял абсолютно черно-белую позицию. Хотя в других делегациях тоже есть нарушители. Но тут другой принцип работает: если хотя бы один спортсмен принимал допинг — виноваты все, всю команду надо исключить. А это факт нарушения международного права. Сговора не доказано. Надо это все рассматривать.

Господин Макларен каждый раз подчеркивает, что окончательных выводов он еще не делал, что расследование продолжается. Но как, объясните, можно выносить приговор при продолжающемся расследовании?

Ведь страшно боялись, что мы примем участие в Играх и победим. Шансы на это были чрезвычайно высоки. Тут вступает в силу вопрос об элементарной зависти. Потому что мы достаточно удачно развивались. Они говорят: «Вы так развивались хорошо, потому что вы часть государства». Но мы все — часть государства. И я могу торжественно заявить, что за 20 лет своей работы, возглавляя комитет, ни разу не было случая, когда бы на нас оказывалось давление. Да, нам была оказана поддержка, в команду пришли сильные тренеры. Мы стали претендовать на высокие места.

— Вы все еще считаете вердикт политически мотивированным?

— У меня есть большие основания, чтобы утверждать: это решение сугубо политическое. Что это зависть, что это чья-то ненависть, что не получилось с олимпийцами. Что это все-таки часть международной конъюнктуры.

— Как случившееся отразится на жизни инвалидов в России в целом?

— Абсолютно очевидно, что очень сильно. Потому что речь идет не только о 266 спортсменах. Речь идет об их семьях. Об инвалидах. Хотел бы подчеркнуть, что члены инвалидных организаций написали письмо трибуналу. Поддержали нас. Изложили свою позицию. За что мы им очень благодарны.

Никто это, к сожалению, во внимание не принял. Что в совокупности привело к тому, что суд был быстрый, но несправедливый.

Записала Татьяна Васильчук — специально для «Новой»