На этой неделе в залах арт-фонда IN ARTIBUS на Пречистенской набережной открылась персональная выставка Михаила Рогинского «Прощание с «Розовым забором». Показывают на ней четыре десятка работ классика нонконформизма. Необычность этой ретроспективы в том, что холста, давшего ей название, там не будет. Картина уже отправилась в Париж: вместе с 250 другими работами признанных российских мастеров второй половины ХХ века ее передали в фонды Центра Жоржа Помпиду (Бобура), одного из главных мировых коллекций современного искусства.
В течение полугода выставка «КОЛЛЕКЦИЯ! Современное искусство в СССР и России 1950–2000-х годов: уникальный дар музею», официально открывающая Год франко-российского культурного туризма, будет показываться на одном из пяти этажей знаменитого здания с лестницами и трубами, вынесенными наружу. Позже эти работы навсегда перейдут в фонды Бобура, чтобы время от времени появляться в его основной экспозиции или в сборных проектах.
В Центре Помпиду весьма эффектно и разнообразно показан первый русский авангард в диапазоне от Василия Кандинского и Михаила Ларионова до Натальи Гончаровой и Марка Шагала. Однако все, что касается авангарда второго, а также более актуальных мировых течений (концептуализма, соц-арта, постмодерна) именно в русском изводе, представлено в Бобуре отрывочно и неполно. Есть там безусловные классики типа Ильи Кабакова, Михаила Гробмана или Владимира Яковлева с Игорем Макаревичем, но нет четко выстроенной «системы репрезентации». Между тем Центр Жоржа Помпиду — один из главных мировых центров изучения и показа искусства ХХ века. Идеи, здесь обкатанные, распространяются по всему свету и если Бобур захотел иметь у себя представительную коллекцию российского искусства, значит, это уже почти официально сформированный тренд на будущее.
Частная инициатива Благотворительного фонда Владимира Потанина объединила группу отечественных дарителей (около 20 человек, половина которых коллекционеры, половина — художники), продавших или пожертвовавших картины и объекты из своих мастерских и собраний в фонды Центра Помпиду. Так, среди участников акции с коллекционерской стороны: арт-продюсеры Игорь Цуканов и Ник Ильин, основатели Фонда культуры «Екатерина» Владимир и Екатерина Семенихины, основатель фонда IN ARTIBUS Инна Баженова, соучредители культурно-благотворительного фонда U-Art Тамаз и Ивета Манашеровы. Идея директора московского «Мультимедиа Арт Музея» Ольги Свибловой, предложенная руководству Бобура всего-то год назад, основана на вполне логичной посылке о роли и месте русского искусства как одной из важнейших национальных школ в истории европейской культуры.
Русский авангард тоже ведь за границей оценили раньше, нежели на родине, где абстракциями Ивана Клюна и Любови Поповой долго прикрывали выбитые стекла в окнах. Теперь подошла очередь художников-нонконформистов, лучшие работы которых давно прибраны опытными, умными руками. Свиблова и Луиччи-Гутников (куратор выставки с французской стороны), начиная работать над составом «Коллекции!», составили список из тысячи позиций, необходимых для наиболее полной картины отечественного искусства (до сих пор, впрочем, не имеющей общепризнанных классиков и непререкаемого политбюро). О чем говорить, если ни в Русском музее, ни в Третьяковке нет внятно сформированной экспозиции искусства второй половины ХХ века, по-прежнему вызывающего жаркие политизированные споры.
В окончательный список подарков, одобренных закупочными инстанциями Франции, вошла четверть предложенного. Интересно, конечно, как теперь воля чужого музея будет влиять на особенности местной истории искусства. У французов ведь собственное понимание логики развития послевоенной русской культуры. Инна Баженова рассказывает, что «Розовый забор» Рогинского попал в подраздел выставки, посвященной эмигрантам, чья творческая жизнь была связана с Парижем. Он окажется там вместе с холстами Эдуарда Штейнберга, Владимира Янкилевского и Оскара Рабина. А вот от работ Владимира Вейсберга, удивляется Инна Баженова, французы вежливо отказались. По каким-то причинам этот классик «неофициального искусства», писавший «белым по белому» и заслуживший известность «русского Моранди», в собрание Бобура не лег.
Репутационные и, следовательно, ценовые риски — материи тонкие и щекотливые. Но мнения московского арт-сообщества разделились еще и на «западников», приветствующих популяризацию отечественных художников в мире, и «патриотов», переживающих очередную утечку русских шедевров за границу. Их, впрочем, можно легко утешить: ведь Потанинский фонд извлек все эти вещи на свет божий из приватных собраний, наглухо закрытых в апартаментах и хранилищах, дав зрителям гипотетический, но все же шанс увидеть их в выставочных проектах, которыми Бобур всемирно славится. Правда, теперь, для того чтобы рассмотреть некоторые работы Эрика Булатова и Гриши Брускина, Павла Пепперштейна или Валерия Кошлякова, нужно ехать в Европу. Их в Париже уже оценили, не дожидаясь столетней отсрочки, как это вышло у нас с классикой родного авангарда, окончательно «реабилитированного» на государственном уровне совсем недавно — на церемонии открытия Олимпиады в Сочи.
В СССР авангард уничтожили подчистую, подменив безропотным соцреализмом, и канонизировали лишь теперь. Штука, однако, в том, что такие же ершистые, внесистемные художники работают в России и сегодня. И им тоже трудно: ведь их, разрабатывающих визуальные символы и коды нынешней жизни, тоже, как мы знаем, преследуют. А в Европе «неофициальное искусство» России будет существовать вдали от гонений, в комфортной музейной среде. В коллекции, которой не касаются, например, разборки с руководством Государственного центра современного искусства (ГЦСИ) и его слиянием с официозным РОСИЗО. Оберегать и сохранять — один из главных инстинктов музейной профессии. Если опытные кураторы формируют репрезентативные коллекции современного искусства за рубежом — значит, потребность в резервных фондах действительно назрела. В свое время Надежда Яковлевна Мандельштам завещала рукописи мужа Принстонскому университету, сделав их достоянием исследователей всего мира. Русская история, как известно, ходит по кругу, но на очередном ее витке старая поговорка про «что имеем — не храним» несколько трансформируется: отныне можно не плакать об утраченном, так как с его помощью русская культура только прирастает. Причем не только Сибирью и Уралом.
Дмитрий Бавильский, The Art Newspaper Russia, — специально для «Новой»
