Людмила Улицкая. Каляевская
«Я в Москве северянка — жила на Каляевской, потом на Лесной, теперь вот на «Аэропорте» уже тридцать лет.
Каляевская была окраинной улицей, то есть за Садовым кольцом. Мне нравилось это название — какой-то «каляй-валяй-катай» в ней присутствовал, а террориста Каляева в школе едва-едва проходили… Про Каляевскую теперь забыли, она снова стала Долгоруковской, а из окраинной превратилась почти в центральную… И трамвай к Савеловскому вокзалу по ней давно не ходит, и станция метро «Новослободская» — помню открытие! — обветшала и давно ждет реставрации. И про Ивана Каляева забыли. А ведь какие славные были революционеры в добольшевистское время — пошел взрывать генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, подстерегая с бомбой в ситцевом узле у Никольских ворот, у выезда из Кремля, заглянул в карету, а там, кроме приговоренного революционерами князя, сидели его жена, Елизавета Федоровна, и детки. И дрогнула рука, убрался вместе с ситцевым узелочком. Шахиды всех времен руководствуются принципом «Убивший да убьет себя!». А этот деток пожалел и себя не взорвал, а казнен был через два года в Петропавловской крепости, «через повешание», после того как добрался-таки до генерал-губернатора…»
Дмитрий Быков. Ленгоры
«Есть точки абсолютного зла, вроде Кремля, а есть пространства чистейшей поэзии, где напрямую ощущается присутствие иррационального и таинственного. Таковы Ленинские горы, которые я называю так не из любви к Ленину, а из верности собственному детству… Кто такой Воробьев, я не знаю, мне это имя ни о чем не говорит. На самом деле был священник по кличке Воробей, у него Софья Витовтовна, жена Василия I, купила село, названное в его честь…
Эта местность защищена от любого. Хорошо помню, как Юрий Лужков, который теперь на фоне Собянина многим ностальгически мил, задумал построить прямо на смотровой площадке гигантский магазин с многоэтажным подземным паркингом. Очень все возмущались, собрался митинг, и я на него поперся, и Сергей Никитин на нем пел, и вообще была огромная толпа, включавшая всех знаменитостей нашего Юго-Западного округа; а я тогда сказал — ребята, не волнуйтесь, ничего у них не выйдет. Тут нельзя ничего построить, и не в оползнях дело, а просто Господь этого не хочет. Тут место контакта с потусторонностью, не зря тут Герцен с Огаревым клялись, а Воланд отсюда улетел. Все посмеялись, а зря. Ни черта у них не вышло с этим магазином, а впоследствии и сам Лужков улетел очень далеко, оглушительно негодуя.
Потом захотели поставить там князя Владимира, чтобы Владимирская горка была не в Киеве, а в Москве, которая от этого сразу стала бы матерью городов русских; и князь был уже изваян, такой противный, что от него оползло бы и сугубо равнинное место; и тоже Архнадзор протестовал, все письма подписывали, а я сказал: не бойтесь, ребята, ничего не будет. И действительно не вышло, и я почти убежден, что в самом скором времени инициатор этой установки улетит еще дальше, чем Лужков. И тоже будет кому-нибудь ностальгически мил».
Вероника Долина. Сретенка
«Моя Москва — Сретенка, пожалуй… Маленькая церква — у Сретенских ворот моего детства — была музеем каким-то военно-морским, поди ж ты… И баба Груша бодро крестилась у ее дверей и куда-то умудрялась бегать на службу… тут же, на Сретенке… Кинотеатр «Хроника», стало быть, новости и документалка — прямо рядом. Кинотеатр «Уран» от нас в парочке кварталов наших уютных, сретенских… Кинотеатр «Форум» рядом с Колхозной площадью. Про Колхозную иногда что-то приблизительное, про Сухареву башню рассказывали…
«Букиниста» — как храма таинств сретенских — на углу Печатникова переулка мне было довольно. Уже небольшой девочкой я там бывала и привязалась к нему, хотя бы потому, что там нашелся «Волшебник Изумрудного города», педантично мной вырезаемый из «Пионерской правды».
Впрочем, в школу я отправилась уже на Соколе, вот ведь как. Родители взяли да и поменялись квартирами с моим дедом… И все же Сретенка не уходила. Не покидала меня. Я вырывала руку, но она держала цепко».
Евгений Бунимович. Екатерининский парк
«Как и большинство мест, начинающихся с «ново-», Новосущевская — весьма старая московская улица, проложенная по руслу Неглинной реки от Марьиной Рощи к Селезневке. Так что можно сказать, что я родился на берегу реки, хотя бумажных корабликов по течению не пускал, да и самой реки никогда не видел, ее загнали в трубу и убрали под землю еще два века назад, при Екатерине…
С мелочью, зажатой в ладони, я отправлялся в булочную, именовавшуюся в народе «Три ступеньки». Вообще все окрестные магазины имели типовые вывески и совсем не типовые, народом данные имена: «Курников», «Швейников», «Угловой», «Три ступеньки»…
Как выяснилось много лет спустя, Швейников — это не фамилия, а родительный падеж множественного числа. Все, что осталось от некоего профсоюза швейников времен позднего НЭПа.
А вот Курников — это фамилия владельца. На торце курниковского дома на Новослободской до недавних пор сохранялась роскошная, дореволюционная, выложенная керамическим кирпичом надпись: «Мясная и рыбная торговля», которую очень любили киношники. Эта вывеска постоянно мелькает в советских фильмах про старое время…
…В Екатерининском парке я гулял в дошкольные времена. Тогда он назывался садом ЦДСА (Центрального дома Советской армии). Сам дом не дом, а огромный дворец, «загородный двор» графа Салтыкова с плакатами и регулярным парком, позднее выкупленный в казну для Екатерининского института благородных девиц. Девиц в ходе революционно-рейдерского захвата выкинули мужчины в форме, устроившие здесь Дом армии — сначала красной, потом советской, теперь российской».
Фрагменты из книги «Москва: место встречи» (М.: АСТ, «Редакция Елены Шубиной», 2016)
