Прошлые выходные Владимир Путин с Дмитрием Медведевым провели на Ильмене. Так уж получилось, что в тот же день в путешествие по Ильменю отправилась и я. Путина с Медведевым не видела, свежую уху не ела, но рассказать кое-что могу.
Я тоже гуляла по берегу Ильменя. Надо сказать, что дело это — на редкого любителя, потому что подходы к озеру завалены мусором, а в прибрежных селениях разруха. Рыбаки, которых я видела, ходят не на соймах, а на моторных лодках и катерах. Рыбы на Ильмене много, запах копченой рыбы искушает повсюду. Похоже, что для себя жители Приильменья коптят рыбу в собственных садах, а на продажу — прямо на трассе. И это, вероятно, единственный стабильный бизнес аборигенов. В то самое время, когда Путин с Медведевым ели на пеньках уху, я в деревне Коростынь встретила беременную женщину с фингалом под глазом, она волокла по трассе тележку с копченой рыбой.
Рыбы в Ильмене вылавливают столько, что ею завалено не только Приильменье, но и соседние районы. Жители Валдая и окрестных деревень, к примеру, честно говорят, что вся продаваемая у них якобы местная рыба на самом деле с Ильменя. Потому что на Ильмене ловить можно хоть сетями, хоть гранатой. А на Валдае массово ловить боятся: только удочка или подводное ружье. Потому что Валдай — одно из любимейших мест отдыха начальства. И там так много охраны, такие суровые инспекторы рыбнадзора, что браконьерствовать в Валдайском парке не только страшно, но и опасно. На Приильменье власть, видимо, бывает нечасто, поэтому расставлять сети не страшно.
После Ильменя мы отправились как раз на Валдай. Дорога на Демянск (вся дорога вдоль озера Велье) просто опасна. На некоторых участках не проходил даже грейдер, везде огромные ямы, местами из земли торчат куски советской бетонки. Я встретила путешественников, которые перед поездкой на Ильмень окропили у батюшки машину. На восточной стороне озера Велье (с юга и вплоть до Ивантеева) крейсерская скорость — 30 км/час. Идеальная для путешественников, чтобы глядеть по сторонам. Жаль только, что типичный пейзаж Новгородчины — заброшенные деревни, избы с выбитыми стеклами, покосившиеся заборы. И хотя стоит признать, что деревня за последние 10 лет существенно окрепла, начала отстраиваться и вообще облагородилась за счет городских экспатов, разрухи все равно много.
Туристов в Новгородской области практически нет. На дорогах в Новгороде, в Старой Руссе пусто. В инфоцентрах для туристов ни одного туриста я не встретила, хотя заходила в эти центры по несколько раз. Новгородский кремль почти пустой, Софийский собор пустой, никого, кроме служек и юродивых я в соборе за два дня вне церковной службы не видела. Если бы по Кремлю не ходили работники филармонии и учащиеся музыкального колледжа, там можно было бы гулять в одиночестве. Кафе и рестораны как на Софийской, так и на Торговой стороне пусты: в любой можно смело заходить с ребенком, коляской и собакой — точно никому не помешаешь. Старорусский курорт, окруженный пыльными приземистыми хрущевками и неопрятным частным сектором, больше похож на центр подготовки космонавтов: строгость охраны, тишина, покой, стерильная чистота — и ни одного человека в пределах видимости. Если верить порталу Booking.com, в день заполняемость отелей в Новгороде на прошлых выходных была 38%, в Старой Руссе — 29%.
По-моему, наша страна в своем патриотическом угаре стала для иностранцев попросту неприятной. Например, в новгородском хостеле две женщины из соседнего номера выругались на китаянку: «Я не знаю, как тебе еще объяснять! У нас Россия, говори по-русски». В Витославлицах музейные работницы, едва завидев автобус с туристами, закрывали экспозиционные залы «на технологический перерыв». Им лень возиться с туристами. Да и туристы традиционно китайские. Феи в кокошниках, сидевшие в музейных избах, при виде иностранцев крестились, шептали «Осссподи ты боже мой!» и жаловались, что «эти узкоглазые» все смотрят, обо всем расспрашивают, все фотографируют и при этом ни слова по-русски не говорят. Но китайцы не сдаются и, несмотря на наше хамство и ксенофобию, все равно путешествуют.
Русские же никуда теперь не ездят. Местный турист пропал как класс. Все музейные работники, все служки в старейших новгородских храмах в голос горюют — пропал турист. Денег нет, люди перестали путешествовать.
Анастасия Миронова, журналист
