Будто вся родня на даче; будто долго и устало Еду к ним на электричке с августовского вокзала; Город розовый и пыльный, вечер пятницы, закат. Пригляжусь — никто не видит, или видят, но молчат.
Между тем уже вполнеба, или больше, чем вполнеба, Что-то тянется такое, то ли сверх, а то ли недо, Что-то больше всех опасок, заслоняющее свет, Адских контуров и красок, для которых слова нет.
Но ни паники всеобщей, ни заминки, даже краткой, Только изредка посмотрят в ту же сторону украдкой — И опять глаза отводят, пряча жуткое на дне, Все торопятся уехать — тоже, может быть, к родне.
Ну а, может, в самом деле лишь один я это вижу — Эти всполохи и всплески, эту бешеную жижу? Я в последнюю неделю, в эту тяжкую жару, Явь от сна не отличаю, мыслей всех не соберу? Но привычно двери пшикнут, и потянутся, ведомы, Проводов неутомимых спуски плавные, подъемы, Вспоминаться будут снова и заглядывать в окно Полустанки сплошь на -ово, или -ское, или -но. Но среди родных названий вдруг проглянет неродное — То ли что-то ременное, то ли что-то коренное; Чья-то девочка заплачет, средь народа не видна, Лошадь белая проскачет вдруг, без всадника, одна.
Но потом опять все мирно — липы ветками качают, Бабки с внуками выходят и родителей встречают, Едут потные родные — сумки белые в руках — Погулять на выходные, покопаться в парниках.
И меня вот так же встретят километре на тридцатом, Мы пойдем на свой участок под алеющим закатом, А плывущий стороною тот, другой, ужасный цвет Буду чувствовать спиною, но оглядываться — нет.
Впрочем, может, он казался, но смешался и растекся? Здесь не верится в такое. Запах астры, запах флокса. Чай по ходу разговора. Чашки жаркие бока. Вся дорожка вдоль забора в белых звездах табака.
Новостей дурацких детских говорливая лавина. Черноплодка и малина, облепиха, клещевина. Все свежо, пахуче, мокро и другим не может стать: Чай допьем, закроем окна, на веранде ляжем спать. И выходишь в сад притихший, где трава пожухла жутко, И стараешься не видеть, как кусты к забору жмутся, Как вступает лакримоза в айне кляйне нахт мюзик И распарывает небо ослепительный язык.
