Министерство обороны оперативно приняло меры. Публикация в «Новой газете» не осталась без ответа
«…В батальоне существовали проблемные вопросы по материально-техническому обеспечению. В результате неудовлетворительной работы должностных лиц батальона и отсутствия контроля со стороны начальников служб <…> и Объединенного стратегического командования ЦВО батальон не был поставлен на довольствие по отдельным видам обеспечения: военнослужащие, проходящие военную службу по призыву, не были вовремя обеспечены полевой формой одежды, постельными принадлежностями, установленными нормами мыла и туалетной бумаги; медицинское имущество не было поставлено в полном объеме. Установлены случаи нарушения распорядка дня воинской части. Отдельные его элементы не выполнялись, утренние осмотры и вечерние поверки осуществлялись с нарушением требований Устава внутренней службы Вооруженных Сил. Выявлены упущения в вопросах воспитательной работы личного состава. Командным составом батальона должностные обязанности <…> в полном объеме не были организованы. По результатам проверки представителем Штаба МТО (маттехобеспечение. — Ред.) Вооруженных Сил приняты меры по устранению выявленных недостатков. В настоящее время организована работа по получению недостающего имущества по всей номенклатуре служб тыла. Командующим войсками ЦВО проведено разбирательство, по результатам которого заместитель руководителя батальона по тылу 14 октября 2016 года досрочно уволен с военной службы в связи с невыполнением условий контракта, и подготовлен проект приказа, в котором предлагается: заместителю командующего по МТО, начальнику службы РЭБ ЦВО объявить выговора; командира батальона предупредить о неполном служебном соответствии. Командующим войсками ЦВО организовано материально-техническое обеспечение батальона, проведены занятия с должностными лицами батальона. Командованием батальона организованы мероприятия по воспитательной работе, доведению установленных норм довольствия. Обеспечено соблюдение порядка прохождения военной службы военнослужащими <…>».с чего началось
Пришло отчаянное письмо от солдата из войсковой части, расположенной в Кряже, что под Самарой. Он учился на переводчика, был отчислен из университета, прослужил два месяца и теперь пишет, что еще месяц такой жизни, может быть, выдержит, но за большее не ручается.
Номер части у меня есть, называть его здесь не буду — я же не враг ему. Часть в поселке Кряж Самарской области пользуется печальной славой, служат здесь в основном срочники из Республики Тыва и с Кавказа. Самарские призывники, несмотря на возможность служить рядом с домом, правдами и неправдами стараются сюда не попадать. Местная пресса и форум солдатских матерей подозрительно обходят вниманием эту часть, найти телефон комендатуры или дежурного — задача не из легких, а уж дозвониться вовсе невозможно.
Ну и на КПП не легче, хоть он и обещал, что его могут сюда вызвать для часового разговора. Выясняется, что фамилии и имени солдата, а также номера части и роты недостаточно, чтобы найти его и вызвать на посещение. Объясняется это очень просто: «Их тут больше тысячи служит, кто их всех знает». Три с половиной часа понадобилось дневальным на КПП, чтобы найти солдата в части. По странному стечению обстоятельств ни один дежурный не подходит к телефону, в отделе кадров и строевого все три часа занято, а отправленный в роту дневальный возвращается, не найдя ни одного солдата.
— Но я его девушка!
— У всех девушка…
— Но я беременна!
Это была импровизация, и она подействовала. Сообразительный дежурный на КПП предложил мне дождаться обеда и отправить солдата искать в столовой: «Ну поесть-то его точно приведут». Ожидание мое скрашивает облезлый шпротный кот, хромой на заднюю лапу и очень тощий. Солдаты ласково обращаются к нему по имени: Калека. Мне когда-то встречался очень похожий кот в одной женской колонии, но там он был раза в три толще.
Поесть моего солдата действительно привели, однако прийти на посещение ему удалось только еще через полтора часа. Когда его наконец приводят в комнату посещений ко мне, говорить он боится, приходится общаться шепотом — в комнате еще два солдата ожидают разрешения выйти за территорию части. Когда они уходят, у нас остается совсем немного времени.
В роте, где он служит, всего треть русских солдат: остальные — срочники с Кавказа и из Республики Тыва. В среднем в расположенных в Кряже частях соотношение приблизительно пополам. Кавказцы и тувинцы формируют группы и пользуются определенными привилегиями у командования. В части часто происходят «случаи нанесения телесных повреждений», или, по-местному говоря, «царапин»: командованию жалобы на это не поступают. Среди русских, которые здесь в меньшинстве, действует молчаливое соглашение — не жаловаться начальству и родителям, чтобы не стало хуже.
— А почему ты домой не написал?
— Волновать их я не хочу, лучше они не сделают, хуже станет всем.
Получить «царапину» можно за недостаточно почтительное отношение к ее владельцу — не уступил место в курилке, отказался отдавать деньги или продукты, приобретенные в «чепке» (солдатская чайная), недостаточно расторопно выполнял обязанности по уборке кубрика утром. В среднем на 10 кубриков — по 4 человека в каждом — выделяется одна швабра, однако уборкой занимаются только русские солдаты, тувинец, согласно своим традициям, тряпку в руки взять не может — это работа женская. По этой же причине в наряд вместо них заступают русские товарищи.
В качестве дисциплинарного взыскания предусмотрена помощь заступившим в наряд, однако инструментов часто не хватает, поэтому в отсутствие косы траву рвут руками, ржавчину в душевых отчищают ложками. Эти взыскания также предусмотрены только для русских срочных служащих, тувинцу или кавказцу за аналогичную провинность полагается выговор. Русский солдат отправляется помогать наряду за неровное положение в строю, а проспавший весь день в кузове КамАЗа тувинец получает устное предупреждение.
Срочники из республик Кавказа неуставного оружия при себе не носят, справляются кулаками, большинство из них идет служить хорошо физически подготовленными, многие имеют разряды в единоборствах. Держатся обычно группами, пользуются теми же привилегиями, что и тувинцы, разве что методы другие — за то же место в курилке избивают, стараясь не оставлять синяков на лице. В случае обнаружения на построении видимых следов побоев солдат может быть отправлен в подвал — ждать, пока синяки сойдут, чтобы не демонстрировать начальству синяки и ссадины, на которые не поступает жалоб. Еду и воду солдату приносят прямо в подвал.
Дальше курилки и столовой информация о происходящем не выходит, жаловаться не принято, чтобы не ухудшать положение. Старослужащие и командование во взаимоотношениях различных национальных группировок с остальными солдатами не участвуют, ведь жалоб нет. В части без этого достаточно проблем. Основная — обеспечение. Последнему призыву за два месяца службы не выдали положенное обмундирование, так что кроме одного комплекта летней формы и обуви, а также бушлата, у солдат нет ничего. Форму стирают вечером, ночью встают досушивать. В этом обмундировании после отправки из Свердловской области в самарскую часть двух эшелонов с призывниками в военном госпитале оказалось несколько десятков солдат с пневмонией и ангиной — в их числе и мой собеседник. Рассказывает он об этом, правда, с радостью: «Пока был в госпитале, пропустил первые полевые учения, ребята говорят, там на всех не хватало воды. Эшелон грузили в проливной дождь, в летней форме, бушлат выдали, но обмундирование увезли первым эшелоном, а мы грузили второй, носили тяжести на состав, очень тяжелая работа, трое суток выдавали по два сухпайки на четверых в день».
Это в советское время называлось преодолением тягот и лишений военной службы, но зачем их устраивать нарочно?
Пока он мне это рассказывает, я со стыдом думаю, что так мало передаю еды… Он успокаивает меня — больше все равно отобрали бы. Время посещения заканчивается, и, уже попрощавшись, солдат вдруг бросает мне вдогонку: «А еще позавчера заведующий хозчастью забрал с нашего этажа все матрасы, в другой части на проверке, кажется, не хватало, мы второй день спим в одежде на пружинах, завтра я, наверное, получу наряд за мятую форму…»
Мы вроде уже привыкли, что служат теперь год, что дедовщина вроде как побеждена, что армия мотивирована и вместо бессмысленных уборок и строительства генеральских дач занимается боевой подготовкой. Но вместо дедовщины обострились национальные стычки, снабжение не лучше, а впереди зима. Мне скажут, что русским никто не мешает получать разряды в боевых искусствах и держаться вместе, что солдат, который пожаловался на службу, — маменькин сынок и что все он врет, чтобы откосить от тягот и лишений. Так всегда говорили, и в восьмидесятые, и в девяностые. Но тогда мы еще не были возрождающейся великой державой.
