Начнем с истории. Банки в России появились в 1769 году, когда Екатерина II ввела в денежное обращение ассигнации. До второй половины XIX века банки были исключительно государственными и обслуживали дворянство под залог их имений и экспортно-импортные операции под ручательство казны.

Устав первого негосударственного банка — Санкт-Петербургского частного коммерческого банка — был утвержден Александром II почти через 100 лет, 28 июля 1864 года. Причем уставный капитал формировался при посредничестве министра финансов Михаила Рейтерна и других важных правительственных чинов, «порекомендовавших» банкирским домам Амстердама, Берлина, Вены, Лондона, Парижа подписаться на акции банка.

Все последующие независимые банки той эпохи — Московский купеческий (1866), Санкт-Петербургский международный коммерческий (1869), Санкт-Петербургский учетный и ссудный (1869), Волжско-Камский коммерческий (1870), Русский для внешней торговли (1871) — появились на свет благодаря управляющему Госбанком Евгению Ламанскому. То есть, по сути, также были квазигосударственными.

Для сравнения: считается, что первый банк в мире — Banco di San Giorgio — был основан в Генуе еще в 1407 году, а самый старый банк, работающий по сей день — Monte dei Paschi di Siena, — в Сиене в 1472. Кстати, спецификой второго банка было развитие торговли и ремесленничества через выдачу микрокредитов за умеренную плату.

Финансовый симулякр

Где до середины XIX века русский полуграмотный и преимущественно сельский люд (по переписи 1857—1859 гг. доля крестьян составила 84% населения) мог хранить свои жалкие сбережения? Не в банках же, где вместо подписи под договором вклада он мог поставить разве что крестик. Только в общих кассах (общаках) или в схронах (заначках). С появлением частных кредитных контор положение не сильно изменилось, поскольку пропасть между двумя экономиками — аристократической и мужицкой — была чудовищной. (Да и сейчас разрыв ненамного меньше.)

Кстати, на стыке XIX—XX веков главной причиной резкого роста (вывода из общаковой «тени») частных вкладов стало как раз повышение доступности банковских услуг, а вовсе не выдающийся экономический рост, основанный, к слову, на высоких ввозных таможенных пошлинах и твердом золотом рубле. (Сегодня при жестких нормах ВТО нам нужна обратная комбинация, но кто бы подсказал…)

Общаки были главным источником инвестиций в новые торговые и промышленные предприятия: из полукриминальных старообрядческих касс финансировалось создание текстильных предприятий в Центральном промышленном районе. Теневые денежные хранилища служили неформальным страховым фондом на случай утраты личного имущества и других событий в жизни членов общин. Совместные денежные фонды скрепляли крестьянские общины не хуже круговой поруки.

Короче говоря, общаки стали неотъемлемой частью русской финансовой субкультуры, прочно укоренились в менталитете русского мира, исторически свободного от конструктивной государевой опеки. Кстати, само слово «общак» изначально не содержало негативно-криминальной коннотации, его этимология аналогична нарицательным «большак» (глава семьи), «крепак» (крепостной), «кержак» (раскольник).

Дальнейшие превращения бэкграундного института коллективных сбережений удивительны. Нет, речь не о кассах взаимопомощи, создававшихся на предприятиях во времена СССР параллельно с профсоюзными фондами (их природа во многом совпадала с общаковой), и даже не о криминальных фондах, за счет которых поддерживались заключенные и готовились новые преступления.

Все сложнее: общаками в глазах привыкших к патернализму граждан стали бюджет и особенно резервные фонды, а их хранителем… государство. Совокупная сумма средств широкому кругу традиционно неизвестна, местонахождение якобы народных денег — тоже, зато каждый считает себя вправе претендовать на вспомоществование из общего котла.

Краудфандинг по-русски

В финансовой жизни наших предков помимо «касс» и заначек присутствовал также основанный на коллективизме, общинности, солидарности древнерусский краудфандинг, сведения о котором дошли до нас через мем «Пустить шапку по кругу» (не путать с унизительным «с протянутой рукой»). Способ получения стартового капитала, успешно доказывающий свою состоятельность и сегодня, причем не только в России.

Удивительно, но нынешние начинающие предприниматели обыкновенно игнорируют этот испытанный временем механизм привлечения средств, тем более когда к их услугам многочисленные сетевые сообщества. Это тем более непонятно, если учесть, что наши ленивые банки, как и в былые времена, сплошь заинтересованы в крупных (в идеале — государственных) клиентах, располагающих бюджетным финансированием и гарантированным, желательно — экспортным, сбытом. Вот она, ментальная связь времен.

Впрочем, недооценка общакового и отчасти краудфандингового кредитования в русском социуме не является всеохватной. Например, организованные преступные группировки успешно переняли и внедрили эту систему в жизнь, вкладывая общие незаконно полученные капиталы в собственные бизнес-проекты, кредитуя «подшефных» коммерсантов, обеспечивая «правовое» сопровождение своих денег, включая «отмазывание» от правоохранительных или фискальных претензий. На общаковые капиталы в 1990-х были созданы (куплены) многие коммерческие банки, часть которых благополучно дожила до наших дней. Больше того, несмотря на то что власть об этом знает, часть таких капиталов отмывается через микрофинансовые организации и коллекторские агентства.

Современные ОПГ состоят отнюдь не только из этнического русского криминалитета, однако институциональные уложения у всех схожи — все мы выросли из одной «песочницы». Так выглядит ментальная раковая опухоль, устранить которую институциональной терапией или знахарско-правительственными заговорами, увы, уже невозможно.

Общинник неотесанный

Нынешняя власть привычно сетует на низкую финансовую грамотность сограждан. Что на практике означает упорное нежелание поиграть остатками сбережений на фондовой бирже, «Форексе» или при помощи регулярно исчезающих НПФ. Не хочется никого расстраивать, но финансовая грамотность у нас нормальная, даже хорошая: мы же не идем на поклон к небожителям, когда у нас случаются приятные и не очень финансово затратные события.

А то, что играть не хотим, так тому есть простые объяснения. Во-первых, научены горьким опытом «МММ» и прочих «Хопров». Во-вторых, о какой грамотности говорить, когда нас постоянно обвиняют в том, что мы гонимся за повышенными процентами в, замечу, поднадзорных государству и ЦБ банках. В-третьих, давно подмечено, что русский человек по натуре тугодум, но если уж что-то решит, то идет до конца.

Начальство у нас своеобразное. Учреждает для нашего спокойного сна обязательное страхование вкладов, оставив как есть мощнейшую банковскую прачечную. Ловит за недоплаченные налоговые копейки, чуть что, ограничивая свободу передвижения, а само патронирует общаки, изначально основанные на коррупции и налоговой «оптимизации». Объявляет «амнистии капиталов», прекрасно зная, что капиталы эти давно легализованы в приватизированных предприятиях, торгово-развлекательных центрах или в элитных хоромах (домиках) для не менее эксклюзивных собачек (уточек).

А тем временем общаковая субкультура продолжает жить своей жизнью, лишая легальную экономику нужных инвестиций, обрекая простых смертных на дополнительные риски, поддерживая устойчивое развитие серого сектора.

Предадимся фантазиям и представим, что государевы боссы — люди рациональные и действительно хотят минимизировать параллельный финансовый оборот. Тогда бы они быстро провели переаккредитацию банков в АСВ. Отменили налог по рублевым вкладам, если процентная ставка по ним превышает ставку рефинансирования ЦБ на 5 процентных пунктов. Забыли, как о страшном сне, об идее брать подоходный налог со всех процентных или купонных выплат (чай, не Европа, где об общаках знать ничего не знают). Предоставили финансовую и административную помощь при легализации собственного, прежде «гаражного» дела. Ввели для банков норматив кредитования малого и микробизнеса.

Но довольно иллюзий. Ничего этого не будет. Государственная глупость — такая же скрепа русского социума, как и общаки.