— Каково снова оказаться в Кирове, опять этот суд, опять эти лица?
— Киров мне давно нравится, я же здесь жил год. Есть приятные воспоминания, да и город сейчас стал сильно лучше: построили шикарную гостиницу Hilton, открыли «Макдоналдсы», отремонтировали старые здания, ЦУМ, гостиницу «Вятка», аэропорт такой жизнерадостный стал. Что касается цирка, на который мы приехали, то цирк он и есть цирк. Прокуроры явно халтурят, а в остальном ничего нового.
— Когда вы подавали в Европейский суд, вы осознавали, что вам придется еще раз через все это проходить?
— Это был один из маловероятных сценариев — это ведь откровенный бред. Но мы же в России, а Россия — страна возможностей.
— Как вы провели эти три года?
— Работал. Я занимаюсь консалтингом в сфере развития продаж, в основном, конечно, российских компаний, моя целевая аудитория — это российские производители. Развивал новый проект — «Школа поставщика», это дистанционное образование для работников в области продаж.
— И как с точки зрения бизнеса и экономики выглядит страна в 2016 году, особенно по сравнению с 2013-м?
— Рынок сокращается, причем сильно. Бедные беднеют сильнее, поэтому тяжелее всего приходится бизнесу, который ориентирован на дешевые товары. Бизнес, который ориентирован на людей со средним достатком, еще как-то тянет, у этих людей, несмотря на всю экономию, деньги еще есть. Но в целом предприниматели ждут.
Впрочем, полного коллапса, как в 1992 году, не будет: тогда люди были другие, не понимали, как себя кормить. Привыкли, как дрессированные мышата: 15-го и 25-го числа им дают деньги, а они на них потом хоть как-то, но живут. А теперь уже много людей умеет зарабатывать самостоятельно. Появилась прослойка фрилансеров, людей со своим бизнесом — все еще недостаточная, но и не маленькая. Так что найдут способ прокормиться. Сейчас вот, например, многие наши производители занимаются экспортом в Китай, потому что рабочая сила в России стала дешевле, чем в Китае. Шить одежду в Кирове стало дешевле, чем в Китае или Вьетнаме, и я знаю фирмы, которые ведут переговоры с кировскими швейными предприятиями для экспорта вещей во Вьетнам.
— А тяжелая ситуация в экономике тянет за собой какое-то прозрение насчет политики? Холодильник победит телевизор?
— Я раньше тоже думал, что холодильник прочищает мозги людям. Но телевизор все-таки сильнее.
— Даже когда есть нечего?
— Телевизор — это религия. Я бы сказал, секта. Он делает так, чтобы люди не знали, не убеждались, а именно верили в то, что по нему говорят. В «кольцо врагов» вокруг России люди же верят. При этом они выезжают за границу, возвращаются и говорят: «Мы в кольце врагов!» Они продолжают там, за рубежом, искать признаки этого. Это вопрос веры, а не знания. Человек ищет обоснования своим убеждениям. Пока он смотрит телевизор и верит, что наши корабли бороздят просторы вселенной, ему легко жить в далекой деревне без водопровода и без дороги. Ребенок его ходит в школу за 15 километров, а он тем временем думает, что где-то далеко, в теплых морях плывет авианосец, который представляет его страну. А когда он начинает видеть это по-другому, ему становится грустно и обидно. Ради чего у него нет дороги, а топит он дровами, а не газом?
Телевизор помогает людям закрыть глаза на то, что они не хотят видеть, и отвлекает на другое. А меня что парикмахер, что врач все с таким жаром спрашивают: «Кто лучше, Трамп или Клинтон?» Я говорю: «А вы ходили на выборы в Госдуму?» — «Нет, а что там делать?»
— Эта религия телевизора вам личный вред наносила? Люди из-за уголовного дела от вас отворачивались?
— Нет. С кем дружил, с теми и дружу. Есть много знакомых, с которыми у меня прямо противоположные политические взгляды. Но мы остаемся друзьями, потому что… Ну, потому что мы друзья!
— А партнеры по бизнесу, коллеги?
— Есть небольшое количество компаний, которые привязаны к местным очень боязливым полуполитикам. Знаете, есть какой-нибудь предприниматель, который хочет пойти в политику — причем он туда как раз в силу своей боязливости никогда не попадет. Приглашает он меня заниматься развитием продаж, а потом вдруг все отменяет. Но таких случаев было штук пять за три года, это скорее исключения, а при этом у меня было очень много контрактов с компаниями, которые принадлежат действующим чиновникам и известным в политике людям. Им без разницы, им нужны мои знания в области продаж.
— Значит, потерь для бизнеса не было?
— Были во время суда. Когда я вынужден был сюда ездить, бизнес сократился процентов на восемьдесят.
— И во время этого процесса ваш бизнес так же просядет?
— Если придется много сюда ездить, да, безусловно. Мой бизнес завязан на мне.
— То есть они фактически вас еще и обирают?
— Да. Забавно, но такое ощущение, что Ленинский районный суд сверяется с моим графиком и назначает заседания именно тогда, когда у меня какие-то мероприятия. Три года назад это началось прямо с первого заседания, ну и сейчас пришлось передвигать. Впрочем, после того процесса довольно быстро все восстановилось.
— Значит, в стране можно спокойно работать, даже если ты политически судим?
— Я очень уважаю всех своих клиентов, ко многим отношусь прямо с трепетом: они создавали бизнес с нуля. У меня есть клиенты, которые торгуют в 50 странах мира, а создавали бизнес на коленке. И делали они это без всякого властного ресурса. Да, сейчас многие стали депутатами, перешли во власть, но я понимаю зачем — чтобы защитить свой бизнес. Так что в России можно делать бизнес, довольно быстро и эффективно. Но есть маленький нюанс: вы все время на пороховой бочке. Вы утром можете оказаться в тюрьме, вечером у вас могут просто отобрать бизнес вот такие же прокуроры и следователи.
— Вас как-то изменила та история трехлетней давности? Вы именно тогда поняли, что посадить могут кого угодно и когда угодно?
— Я стал большим реалистом. Если в начале суда я еще думал, что невиновного не посадят, то где-то уже в середине понял, что легко могут посадить, а скорее всего, так и будет. Потом нам повезло — во многом благодаря тому, что люди устроили огромнейший митинг возле Думы, нас выпустили. Но с тех пор у меня упала с глаз некая пелена эмоциональности, теперь я больше вижу. И это помогает в работе, легче увидеть систему.
— А если позитив искать? Я помню, как во время приговора вам в фейсбук десятками добавлялись люди в друзья…
— Да, друзей реально стало в два раза больше, а познакомились мы здесь. Кто-то из них журналисты, кто-то ездил меня поддерживать. Один друг привез и подарил несколько ящиков дорогого импортного вина со словами: «Когда тебе еще выпить придется!» А мы с ним не виделись до этого 6 лет, хотя в одном городе живем. В этом смысле спасибо Ленинскому суду.
— Когда тот суд только закончился, вы говорили, что, может быть, пойдете в политику, хотите избираться… Не сложилось?
— Я уже однажды занимался политикой. Пришел в московское «Яблоко» в 1995 году сторонником, дорос до члена бюро регионального совета — тогда отделение партии управлялось коллегиально. А в 2003-м принял решение, что не буду заниматься политикой. У меня десятки клиентов, у них оборот от 100 миллионов до десятков миллиардов, и я им всем помогаю увеличивать прибыль, а это дает стране сотни миллионов налоговых поступлений в бюджет, многие компании еще и улучшают среду вокруг себя, целые поселки преобразовывают. Это гораздо больше, чем то, что я мог бы сделать как политик.
