Воля ваша, но, согласитесь, никогда еще Москва не вплеталась в наши частные разговоры с той же страстью, что близкий человек или ненавистный начальник. Даже извечное девичье: «Он мне сказал…», «А ты?», «А я так на него посмотрела…», выхваченное из уличного шума, прерывается ахами или охами то по поводу зеленых чудищ, то цветочных арок, то лип на Тверской. Да что там частные разговоры — в общественном пространстве репутации переламывались в зависимости от отношения гражданина к злополучной плитке или преобразовательному ражу московских властей. Разумеется, считали деньги и подозревали худшее, но сходились в одном: нам хотят сделать красиво. Мэр Лужков делал красиво для себя. Директор департамента культуры Москвы Капков старался для креативного класса, мэр Собянин повернулся лицом к народу. Точнее, стал вглядываться в лицо избирателя, пытаясь понять, как сделать обозленного кризисом и телевидением человека добрее, а значит, сговорчивее.
В среднестатистический набор из классиков входит цитат восемь, и «красота спасет мир» возглавляет список. И пусть у Достоевского речь о духовной красоте, а не о красотище, в народное сознание запало главное: спасение мира в руках тех, кто старается его улучшить. Ну если не улучшить, то, на худой конец, украсить. И в этом году московские власти вышли в абсолютные чемпионы по этому виду спорта: один праздничный фейерверк на День города обошелся на миллион дороже, чем в прошлом году. И, заметьте, он явно поднялся в небо, а не опустился в карман.
Но не будем погружаться в расчеты, их неотступно ведут обиженные автомобилисты и противники благоустроительной реформы. И то сказать, 123 млрд рублей, которые планируют потратить до 2018 года на превращение столицы в постиндустриальный город, расстроят не только жителя бедствующего поселка, но и иного москвича. «Продать знания и услуги» ему часто не по силам и разуму, а освоить «пространства для общения», как именуются обустроенные улицы в учебниках по урбанистике, для него лишние хлопоты:
красивых барышень, ради созерцания которых машинные потоки отодвигаются от витрин кафе широкими тротуарами, он найдет у себя на районе.
Однако опыт показывает: сигналы из центра всегда так или иначе долетают до самых до окраин. По крайней мере, на московских уже узнали, что есть такое понятие — «friendly city». Теперь его осталось перевести на русский язык. Пока над переводом трудятся лучшие зарубежные бюро, обустраивавшие Нью-Йорк, Мадрид и Лондон, но иностранцами сыт не будешь. У нас-то три родственника между собой договориться не могут, что уж говорить о другой цивилизации. Значит, надо создавать свою. Хотя бы в одном отдельно взятом городе. Цивилизацию, где у людей схожие представления о красоте, культуре поведения, о достоинстве, обо всем том, что сближает, а не раздирает людей на непримиримые группы, кланы, сообщества. Тогда трактуем так: широкие тротуары — это не выморочные пространства, а удобная дорога друг к другу. Безразмерные скамейки — не архитектурное излишество, а привлекательное место для дружеской компании. Цветы и деревья, воткнутые среди машин, — знак любви к человеку. Разумеется, знаков нелюбви к нему пока в сто раз больше на каждом углу. Но одно то, что город стал для нас живым существом, которое жалко, за которое обидно, которому хочется помогать, говорит о том, что наши яростные споры о его судьбе не прошли даром.
А начальству надо обязательно освоить еще одну цитату из Достоевского: «Некрасивость убьет».
