Разоблачение Перрена, которое появилось на сайте Международного консорциума журналистов-расследователей (ICIJ) и получило название LuxLeaks («люксембургские утечки»), вызвало международный скандал, от которого пострадал, в том числе, и нынешний глава Еврокомиссии, а тогда премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер. Это было первое настолько крупное разоблачение международных налоговых схем, предшествовавшее Панамскому досье.
Посредником в этих схемах была компания PricewaterhouseCoopers (PwC), и документы из ее архивов оказались в досье LuxLeaks. Компания устроила внутренний аудит и нашла виновников утечек. Их оказалось двое: аудитор Антуан Дельтур, который первым связался с Перреном и рассказал ему, как были устроены налоговые схемы, и клерк Рафаэль Але, присоединившийся позже и приславший сканы документов. Но если Дельтур передавал журналисту информацию, уже уволившись из PwC и с условием не упоминать название компании, то Але поступил куда более простодушно.
Рафаэль Але — довольно незаметный, плотный мужчина за сорок, который редко произносит реплику длиннее двух-трех фраз. Он работал в PwC с 2006 года до декабря 2014, большую часть времени даже не подозревая о содержании документов, которые ежедневно сканировал и загружал в цифровой архив. После того, как разразился налоговый скандал, Але, его жена Софи и двое детей внезапно попали в центр внимания журналистов, к своему удивлению и неудовольствию. После аудита в 2014 году французская ветвь PwC добилась, чтобы он подписал договор о неразглашении в обмен на то, что не будет подавать в суд.
Тем не менее, в суде Але оказался — заодно с Антуаном Дельтуром. Весной этого года Але признали виновным в краже информации и нарушении профессиональной тайны. Судья был снисходителен в разоблачителю «морально сомнительной налоговой оптимизации», он получил не пять лет лишения свободы, а девять месяцев, с отсрочкой, и штраф в тысячу евро. Бывший клерк подал апелляцию, которую сейчас рассматривает суд, стал выступать публично и открыл собственный сайт, где собирает пожертвования и сочувствующих.
«Новая» поговорила с Рафаэлем Але на конференции о коррупции Make Transparency Possible, которая состоялась в декабре в Осло — организатором выступила норвежская некоммерческая организация Publish What You Pay Norway.
— Как вы впервые решили выйти на журналистов и передать им документы?
— В 2012 году я увидел репортаж Эдуарда Перрена на телевидении и понял: то, чем я занимался, было частью системы ухода от налогов. Я был просто административным работником, проверял налоговые декларации, с которыми мы работали, сканировал их.
Понимаете, это как если бы я был экологом, который устроился на работу в некоторую компанию, а однажды нашел там некую дверь, открыл ее и понял, что на самом деле работаю на бойне. Что это нарушает все мои принципы.
Я вернулся в офис и стал спрашивать себя: «Что я делаю?»
— До этого вам не приходило в голову, что может быть в тех документах, с которыми вы работали?
— У меня не очень хороший английский, а все эти бумаги написаны на английском, но в репортаже журналист показывал документы по налоговым решениям, которые относились к моей компании.
— Вы понимали, что показывать кому-либо эти документы было для вас опасно?
— Нет. Я думал о том, что для моей страны и для всей Европы гораздо опаснее участвовать в таких схемах ухода от налогов. Мы говорим о миллиардах долларов в укрытых налогах, и это имеет последствия для людей, которые живут во Франции, в Европе, в России.
— Но вы не боялись потерять работу?
— Нет, потому что я знал, что во Франции журналисты защищают свои источники. После того, как я посмотрел ту телепередачу, я связался с журналистом и стал работать с ним. Сначала я передавал ему документы, касавшиеся налоговых схем, через общий аккаунт электронной почты. Только однажды мы встречались лично.
— Вам потребовалось много времени и усилий, чтобы собрать и переслать журналисту все эти документы?
— Это не было трудно, потому что каждый день сотни документов проходили через мои руки. Я просто сканировал документы, делал PDF-файлы и прикреплял их в черновикам электронных писем — они хранились на почтовом ящике, к которому у Перрена был доступ.
— Как вас обнаружили?
— В ноябре 2014 года, ICIJ открыли сотни документов, в том числе документы о налоговых возвратах, к которым имел отношение я. PwC провели внутреннее расследование,
проверили, кто имел доступ к этим документам и поняли, что это был я. Затем они устроили обыск в моем доме.
Во Франции есть официальный обыск через полицию, если на вас поступила жалоба и против вас выдвигают обвинения, но они провели гражданский обыск, который на самом деле и не обыск вовсе, а конфискация документов при помощи пристава. (Ранее Але рассказывал журналистам о том, что его и его жену внезапно вызвали домой жандармы, сообщив об угоне автомобиле и ограблении, а у дома их ожидали сотрудники PwC и пристав, которые забрали всю технику. Законность этого обыска осталась до конца не ясна — А. Б.)
— Как ваша семья отреагировала на все это?
— Моя жена узнала об этой истории только во время этого обыска — я ничего не говорил ей. Она сказала, что она как будто упала с восемнадцатого этажа. Мои дети в это время были в школе. Во время обыска нашли переписку с журналистом. В итоге мы заключили соглашение: я рассказал обо всем, что я передал журналисту, и обещал больше ни с кем это не обсуждать, и в обмен на это они обещали не подавать в суд — устно. Они уволили меня и поставили условие, что если я не подпишу соглашение, подадут иск на 10 миллионов долларов и конфискуют мой дом. При этом присутствовали 12 сотрудников компании, в том числе те, которых я знал, в том числе Дидье Муже (управляющий партнер PwC в Люксембурге — А. Б.).
— Но суд все идет.
— Был еще один осведомитель, Антуан Дельтур, а правоохранительные органы в Люксембурге узнали, что вторым был я. Они выдвинули обвинение против журналиста Эдуарда Перрена и связали меня таким образом с этим делом. Первый суд был в апреле-мае этого года — для всех нас троих.
— Что происходило после того, как начался суд?
— Были сотни журналистов, которые контактировали со мной, шел суд, мне нужно было работать с адвокатами — я не был готов ко всему этому. Я старался избегать общения с журналистов. Чаще всего журналисты пытались связаться со мной по почте, к дому они не приходили. Сейчас все вышло наружу, все, что я сказал в суде, было правильно и не было никем опровергнуто. Я рассказал всем, что те налоговые решения были незаконными и аморальными. И теперь на моей стороне европейский закон и мораль. Я получил 9 месяцев в тюрьме и 1000 евро штрафа. но я подал апелляцию и я хочу полного оправдания.
— Как ваши близкие, друзья отреагировали на всю эту историю?
— С тех пор, как мое имя стало известно, я получил тысячи сообщений в интернете, и все они были поддерживающими. Моя семья и друзья на моей стороне на сто процентов. А для моих двоих сыновей я теперь как Спайдермен и покемон в одном лице.
