Когершин Сагиева из ОНК Москвы пишет о Никите Белых (он в «Лефортово»): «Я вижу его поникшим инвалидом: Никита Белых входит, едва передвигая правую ногу, из-за проблем с сосудами она распухла, начала отниматься. У него диабет второй степени, варикоз, искусственные коленные суставы — но курит сигарету за сигаретой, чтобы спастись. Мы разговариваем в похожей на кладовку камере: за шесть месяцев не было ни одного свидания, ни одного телефонного звонка, невеста обила пороги, пытаясь получить разрешение на свадьбу. Но главная пытка — эти четыре стены: его крупную фигуру они обступили кругом, теснят и душат, а следователь не приходит с 15 октября. Дело застыло, время остановилось, но здоровье и силы истекают. Я впервые увидела Никиту Белых осенью, когда в первый раз пришла в «Лефортово». Это был тигр в клетке: сильный и яростный. Но теперь как будто собственная невымещенная энергия обратилась против него же — пожирает сам себя. Мне очень страшно за его будущее».
И комментарии под этим примерно одного смысла: «А нечего было воровать», «Сам виноват, сам строил эту систему» и, конечно, вечный припев «Тюрьма — не санаторий».
В XXI веке людям, которые пользуются соцсетями, то есть интернетом, все еще нужно объяснять, что тюрьма должна ограничивать свободу, а не лишать граждан здоровья, жизни и человеческого достоинства. Что в России живем — у нас по-прежнему любой человек в группе риска, вообще любой.
Вот сидят в офисе «Руси Сидящей» две простые женщины, Валя и Зина. Полагаю, что они не очень-то знают, кто такой Никита Белых и почему он в тюрьме. С Валентиной мы знакомы больше года, а Зину она сегодня первый раз привела. Познакомились они в СИЗО Волгограда — там сейчас сидят их дети. Они уже получили свои сроки: сын и племянник Валентины по 9 лет строгого режима, сын Зины — 11 с половиной лет тоже строгого. Статья одна — разбой, самая тяжелая часть — в группе, с применением насилия, с последствиями для здоровья потерпевших.
Они почему сидят в СИЗО Волгограда? А потому, что они туда по этапу приехали, а дальше ехать не могут — документы потеряли. Как их приняли без документов в СИЗО, как их конвоировали, на основании чего, науке неизвестно, но вот сидят уже несколько месяцев, матерям начальники говорят — как найдут документы, поедут дальше, а пока нету.
Зина сразу с порога говорит: «Мой сын невиновен». Нет, ну это понятно — почти любая мать так скажет. Давай, Зина, обвинительное заключение, приговор, материалы дела, протоколы, экспертизы, апелляцию. Зинаида достает документы, все-то у нее подобрано, по полочкам разложено, читаем, а сама она про свою жизнь рассказывает. Как водится, плачет. Многодетная мать, инвалид, младшему 8 лет, но помощи на детей не просит — наоборот, сама сумку вещей для нуждающихся семей собрала, по подругам прошла. Мы пока дело листаем, и тут — ба, экспертиза приложена, приобщил суд к делу. Экспертиза видео, что, мол, подлинное это видео, нет никаких признаков монтажа, и время там как указано, так и есть. И на видео сын Зины: он заправляет машину на бензоколонке в Щелкове, вот заходит в магазин при бензоколонке, расплачивается, покупает что-то. А ровно в это же время в Нахабине группа граждан совершает разбой, и там еще два трупа. Смотрим протоколы, смотрим приговор — оставшиеся в живых граждане говорят и на следствии, и на суде: не было с нами сына Зины. И вот опять же — вот его алиби. «Зина, а как его забрали-то, зачем, кому нужно было?» — и Зина начинает подробный рассказ, как пропал ее сын, как она его искала по моргам и больницам, а нашла уже в суде, избитого и измученного, как нашли хорошего адвоката, как все обрадовались, что алиби-то есть, и стопроцентное, и как суд молча приобщил экспертизу и дал 11 с половиной лет, а потом на этапе вообще все документы потеряли.
Может такое с вами случиться или с вашими детьми? Конечно, может.
Валентина парикмахер, жила в Подмосковье. У Вали большая семья — сын и дочь, да еще племянник тоже на ней, сестра умерла, вот сын остался, а муж покойной сестры — ветеран Афганистана, с контузией, работать не может, тоже помогать надо. Валентина продала квартиру, уехала жить на хутор в Краснодарском крае — все деньги ушли на адвокатов сыну и племяннику, а толку никакого. А ситуация там простая: жил-был подпольный ювелир, он показал покупателям «что-то уникальное», они от покупки отказались, а на пути домой на ювелира напали двое. Там большие в деле нестыковки, но взяли за это дело сына и племянника. Валентина теперь хочет со своим делом на телевидение попасть, лучше в «Пусть говорят». Валя верит, что это поможет. Валя ничего не знает про дело воспитательницы из Катайска Евгении Чудновец, осужденной на реальный срок за возмущенный репост видео издевательств над ребенком в детском лагере — а про нее все федеральные телевизоры рассказывали, и Путину вопрос задавали на пресс-конференции, а через три дня случилась апелляция, и Жене скинули срок на месяц, а потом еще и в карцер укатали.
Нет, дорогие мои, не поможет ни телевизор, ни Путин. Пока вы думаете, что следователи, прокуроры, судьи, тюремщики — марсиане, что это не ваши соседи и друзья ваших друзей, что нет дыма без огня, тебя посадят, а ты не воруй, и тюрьма не санаторий — вот это все будет продолжаться. Да, преступники тоже попадают в тюрьмы, и их там все же большинство. Но пока есть очевидно липовые дела, пока есть равнодушие к ситуации в тюрьмах — вы тоже в группе риска.
