Жене Иванову сейчас 37 лет. Он живет с мамой на последнем этаже обшарпанной пятиэтажки на улице в центре Рыбинска.

В квартире все просто, на кухне — дешевые фанерные шкафчики, в комнатах — пожелтевшие бумажные обои. Ремонта давно здесь не было, не этим жила мать, пока одна была здесь хозяйкой.

Их дом стоит почти на берегу Волги — отсюда через реку виднеются знакомые жилые бараки исправительной колонии № 12, где Женя Иванов прожил последние восемь лет. А всего за решеткой — 12.

Он ладно сложен — округлый, мягкий, курносый. На свободе уже полгода.

Первый раз Женя Иванов попал за решетку в 16 лет. Тяжкие телесные. Драка, должно быть. Это случилось в 90-е. Ожидая решения суда, он находился в изоляторе почти два года — заболел туберкулезом. Когда суд вынес приговор (4 года колонии), Жене уже поставили диагноз.

В 20 лет он вышел на свободу и попытался жить как обычный человек. Устроился работать плавильщиком металлов, неплохо зарабатывал, купил машину, нашел свою любовь. Но в 29 лет снова сел. Рассказывает: заступился за девушку, убил насильника. Дали 9 лет.

Дождалась его только мама. Любимую женщину он сам отпустил:

— Она три года ко мне ездила, но я понимал, что она со мной отбывает срок.

Женя говорит о прошлой жизни спокойно, толстым слоем намазывает масло на щедрые куски белого свежего хлеба.

За годы отсидки он повидал многие колонии Ярославской области, он легко рассказывает про их тяжелый быт. Вот, например, про ИК-12. Для тех, кто не работает на промзоне, банный день — раз в неделю. Летом моются в тазиках с лейками. За 4 часа 400 человек должны успеть помыться из трех леек.

— Мы пытались добиться нормального душа, нам отвечали: в бюджете не предусмотрено — ни на лейку денег, ни на содержание котла, — вспоминает Женя. — Люди не понимают, что это пытки, смиряются. Грубо говоря, осла пни — он все равно будет идти. Вот мне передали информацию, что один зэк вскрылся, потому что не согласен с администрацией. Но когда я предложил этому зэку защиту, юристов, он сказал: «Сам разберусь».

Женя — уникальный случай, о нем написали даже местные газеты. Отбывая свое наказание, он сумел закончить юрфак и теперь развернул широкую гуманитарную программу помощи бывшим сокамерникам.

Конечно, такая судьба никакая не случайность, а колоссальный труд.

Уже находясь в колонии, Женя закончил два последних класса школы и твердо решил учиться дальше. Оказалось, у УФСИН Ярославской области был заключен договор только с Саратовским университетом. Туда не брали без ЕГЭ. А в колонии его сдать нельзя.

— Я изо дня в день писал письма в управление, чтобы мне дали возможность дальше учиться. Бывший заместитель начальника по воспитательной работе ИК-12 обратил на меня внимание, с его подачи заключили договор с Челябинским университетом. Туда не нужно было сдавать ЕГЭ, я прошел по вступительным экзаменам на юридический факультет.

Учился Женя 4 года заочно, без интернета — в колонии нет к нему доступа. Мама брала кредит каждый семестр, привозила ему учебники из библиотеки.

Интернетом Иванову разрешили пользоваться, только когда он сдавал госы — в кабинете у начальника воспитательного отдела.

После Жени ни один заключенный учиться не пошел.

— Сословие такое, у которого менталитет, — глыба уже. Люди по 3–4 раза сидят, у них выработаны жизненные принципы, не хотят работать — уже привыкли от отсидки до отсидки ничего не делать. Да и государство не помогает.

У Жени с администрацией колонии был неформальный договор: не применять полученные знания, пока он находится в колонии. Хотя Женя видел там много несправедливого, да и незаконного.

И все же свой договор с администрацией Женя не нарушал. Но как только освободился, сразу начал качать права. К примеру, в колонии он работал на производстве воздушных фильтров для цехов. Показывает квитки, подтверждающие месячную заработную плату. Цифры смешные — от ста до двухсот рублей, хотя в документах проставлено: работал с 6 утра до 10 вечера. 16 часов в день! Понятно, что тут невероятные нарушения Трудового кодекса, понятно также, что заказчик платит колонии за труд зэков несоразмерно большую сумму. Написал заявление в трудовую инспекцию. Но… Пришел ответ: работа была сдельная, сколько осужденный наработал, столько и получил.

Женя рассказывает:

— Начальник промзоны при зэках кричал: «Где этот адвокат живет? Я его найду, разберусь!» Я пошел в прокуратуру и написал, что боюсь за безопасность.

Еще из колонии Женя смог обустроить свое будущее и теперь старается обеспечить будущее других. Сложилось, в общем-то, случайно: кто-то из знакомых посоветовал жене директора рыбинской строительной компании юриста-самоучку за решеткой.

— Она купила бракованный диван, — рассказывает Женя, — и фирма не хотела заменить или вернуть деньги. Я за две недели смог восстановить ее в правах: объяснил, как себя вести, чем грозить фирме, если они не исправят ошибку. В благодарность она мне принесла передачу.

Иванова выпустили на год раньше конца срока — заменили последний год на исправительные работы. Неделю после освобождения Женя промаялся неприкаянным. На бирже труда ему предложили идти убираться на кладбище. Но он со своим высшим образованием не захотел.

Тогда он зашел в соцзащиту — наивно попросил выдать ему пособие на первое время, чтобы встать на ноги. В ответ сотрудники соцзащиты покрутили пальцем у виска: с такой просьбой к ним обращались впервые.

Тогда он уже сунулся туда, где работал до тюрьмы — на завод научно-производственного объединения «Сатурн».

— Они делают турбины для «Сухого суперджета». Но служба безопасности меня не пропустила. Мне объяснили: это режимное предприятие. Меня к шпиону приравняли! Но я же зачем-то учился? И вот я позвонил своей знакомой, которой тогда помог с диваном, рассказал о своей проблеме. Она переговорила с мужем… 6 декабря я освободился, а 13 декабря мне уже предложили работу. Теперь я юрисконсульт.

Ресоциализацией сокамерников Женя занимается совсем недолго. А государство — как будто бы всегда. И, кажется, у Жени Иванова получается куда лучше.

На сегодняшний день Женя сумел устроить в фирму еще семерых бывших заключенных из ИК-12, хотя убедить директора было нелегко.

— Он сказал: «Не надо, одни проблемы будут». Но надо понимать: в строительный бизнес не каждый профессор пойдет, там в основном такие… Сейчас у нас работает семь бывших заключенных. Я предлагал уголовной инспекции заключить договор с моим директором, чтобы нам принимать проблемных ребят. Они отказались — им это неинтересно. К нам как ко второму сорту относятся. А чем я хуже того, кто надо мной надзор ведет? Меня удивило, что Путин про Навального сказал: не слушайте его, он преступник. То есть если преступник — все, не человек?