В социальных протестах этого года очень мало заметна партийная составляющая. Самый очевидный пример — московские митинги против новых разрушительно-строительных планов мэрии. Партийных знамен, за исключением карликовой Революционной рабочей партии ветерана перестройки Сергея Бийца (но с Бийца какой спрос? Проще не связываться), на проспекте Сахарова 14 мая заметно не было. Зато вдоволь было и партийных активистов, и партийных листовок. Да, пусть придут и партийные — но без флагов и не к микрофону на трибуне.
Активисты жилищного движения, впрочем, не единственные протестующие, скептически относящиеся к массированному партийному присутствию на своих мероприятиях. Многие сохраняют дистанцию: и бастующие уже не первый месяц дальнобойщики из Объединения перевозчиков России — да, с партийными разговаривают, да, и сами отчасти кто в той, кто в другой партии состоят, но обниматься не лезут ни к кому: ни к КПРФ, ни к партии Навального. Или известный московский конфликт вокруг парка Торфянка — на первых митингах докладывался и депутат Думы от коммунистов Рашкин, и другие партийцы. Но и их осторожное отношение к партиям сменилось вполне настороженным после того, как одна из мундепов переметнулась на другую сторону: от противников строительства в парке очередной ячейки РПЦ шаговой доступности к его сторонникам.
Еще один пример. Комитет 19 января проводит каждый год демонстрацию памяти убитых неонацистами адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой тоже без партийных флагов и без речей известных политиков. Хотя, казалось бы, засвеченные лица и брэнды могут только поспособствовать раскрутке акции, да и вообще пойти только на пользу… На пользу ли?
Какая польза протестующим по локальным либо специфическим поводам (система «Платон», строительная политика Москвы, экспансия РПЦ МП и т.п.) от сотрудничества с партиями? Партии — более или менее сложившиеся структуры, со своими оргвозможностями: они могут помочь с техникой, с оплатой сцены и звукоусиления на больших митингах. До недавнего времени партийные депутаты Думы могли заявлять митинги в качестве уличных встреч с избирателями. Так поступала, например, КПРФ во время волны протестов московских врачей против закрытия и слияния психиатрических больниц. Но возможностей этих в нашей стране все меньше. Даже технических, не говоря уже о политических.
Ну кто всерьез может рассчитывать на то, что по результатам выборов состав депутатов настолько изменится, что Дума начнет принимать более здоровые законы, вести какую-то иную, более ориентированную на нужды избравших ее людей политику?
А что плохого в «партизировании» социальных протестов? Может, это просто боязнь протестующих «замараться», сопряженная с наивной верой в то, что высшая власть, увидев волю людей, не идущих на поводу у оппозиционных партий, смилостивится и решит их проблемы? Отчасти такая политическая незрелость в протестах и правда присутствует, особенно на ранних стадиях. Но гораздо больше тут трезвого расчета на то, что вписывание в партийные расклады может подорвать единство самих протестующих: политические пристрастия могу быть разные, а социальные интересы — общие. Скажем, на мой вкус, в московских «квартирных» протестах уже было многовато упора на защиту частной собственности, выглядело как-то чересчур либеральненько, в то время как в России довольно много людей, относящихся к частной собственности не то что без пиетета, а с явно выраженным политическим недоверием.
А что было бы, если бы на этих протестах сразу подняли бы партийные флаги либералы? Условно левая часть протестующих вполне могла воспринять это как сигнал чуждости самого протеста. Это верно и в обратную сторону: очень многих отпугнули бы обильно представленные красные флаги.
И наш собственный, и европейский опыт показывает, что это партии могут вырасти на волне социального протеста, а не протест сможет благоустроиться из партийной организации. Об этом говорят и примеры левых партий XIX—XX веков, и пример Партии зеленых в Германии, которой просто не было бы без волны антиатомных протестов в 1970-е годы.
Влад Тупикин, журналист
