— Суд-дмедэ-эксперт осмотрела мое распу-ухшее колено: «Поч-чему не с-сделали снимок?» и с-сказала: «Б-благодарите, что ж-живы остались», — говорит Наталья Кириллова, одна из пострадавших 3 апреля в теракте в метро. — А кому я д-должна говорить с-спасибо? Судмедэкспертам? Следователю? Я-а что теперь, все время должна заик-каться и му-учиться от головной боли?

Судмедэксперты оценили степень тяжести травм Натальи Кирилловой как легкую. На видео, сделанном сразу после теракта, бодрая женщина средних лет очень толково объясняет журналистам, что произошло в тоннеле. Три месяца спустя на встречу с пострадавшими пришел совершенно другой человек: Наталья заикается, не слышит на одно ухо, тихо говорит — последствия контузии, с трудом ходит (болит колено), страдает паническими атаками, боится скопления людей, не спускается в метро.

МЧС признало пострадавшими в теракте 105 человек. 92 человека прошли судмедэкспертизу. Эксперты сочли, что только 67 из них имеют право на выплаты. Тяжкий вред здоровью установили у 10 пострадавших; вред средней степени тяжести — у 26; легкой — у 31. Двадцати пяти отказано в выплатах (12 получили повреждения без вреда здоровью, а 13 не получили никаких повреждений).

Из бюджета Петербурга средства выплачены 66 пострадавшим. Один человек пока не получил выплату, так как не донес необходимые документы. Родственники 15 погибших также получили выплаты из бюджета города. Всего выплачено 25,5 млн руб.

Из федерального бюджета деньги получили родственники 14 погибших (14 млн 252 тыс. руб.), 13 пострадавших (3 млн 800 тыс.).

54 пострадавшим единовременные пособия будут выплачены по мере поступления средств из федерального бюджета.

Метрополитен выплатил 44 млн 136 тыс. руб., принято решение о выплате еще 2 млн 749 тыс.

«Не могу заснуть»

18-летний Михаил Вепренцев стоял вагоне, прислонившись спиной к дверям, где сцепляются составы. Взрывная волна ударила ему в спину — он упал, сверху на него рухнула дверь. Михаил пролежал в больнице десять дней. Он не может спать по ночам — засыпает только под утро. Михаил получил от метрополитена 62 тыс. рублей. Город и государство в выплатах отказали: «Мне помог только мой Самарский регион».

Ольга (имя изменено по просьбе пострадавшей. — А.Г.) впадает в панику, когда слышит громкие звуки, плохо спит, принимает антидепрессанты и ходит к психотерапевту. Другой пострадавший, просивший не называть его имя, страдает синдромом раздраженного кишечника. Врачи говорят, что это последствия психотравмы (посттравматическое стрессовое расстройство — ПТСР), полученной в результате теракта.

«Вас положат в психушку»

3 апреля Ольга села в вагоне метро справа от террориста. Врачи сказали, что родилась в рубашке: взрывную волну частично погасили тела людей, сидевших между ней и террористом. «Я помню, что людей всех как будто смело, а я осталась сидеть. Все побежали в сторону от взрыва, а я встала и пошла в противоположную — инстинктивно, потому что там было пусто. Это потом я поняла, почему оттуда бежали: там было месиво… Трое мужчин выбили стекло в двери и вытащили меня».

Ольга по профессии психолог и понимает, что у нее есть все признаки ПТСР. После теракта она пять дней провела в больнице в отделении неврозов. Ольга единственная добилась проведения психолого-психиатрической экспертизы. Следователь отговаривал: вас положат в психушку. Ответ экспертизы был предсказуем: «Вреда здоровью не нанесено».

— Экспертиза проходила в психиатрической больнице. Это было изнасилование: она длилась пять часов. Врачи-психиатры мне говорили: «Вы это из-за денег делаете». Я после этой экспертизы два дня пролежала — не могла пошевелиться.

Несмотря на испорченную одежду, потерянные вещи, мелкие ссадины и травмы, сожженные волосы, осколки стекол в ушах, увиденное и пережитое, Ольга получила отказ в выплатах. Метрополитен перечислил ей тысячу рублей — «за гематомы на ногах».

Неуважение и незащищенность

Студентка экономического университета Татьяна Смирнова, которая провела в Военно-медицинской академии девять дней, получила отказ от всех структур — метрополитена, федерального и петербургского бюджетов: «Меня поддержал только свой регион — Ярославский. У меня на коленях лежал ноутбук, а в руках был телефон. Я увидела в окне отражение вспышки. Взрывной волной выбило из рук телефон и ноут. Стало темно, крики стоны. Я обхватила голову руками, боялась второго взрыва. Перед тем как бежать, решила подобрать с пола ноутбук. И тогда увидела трупы, фрагменты тел».

Истерика настигла ее уже на улице. Татьяна начала плакать. К ней подошла женщина и стала ее успокаивать — это была Ольга. Потом они вместе лежали в отделении неврологии в ВМА.

Татьяна считает, что законодательство, регулирующее помощь людям, прошедшим через подобные катастрофы, недоработано. Она написала обращение для встречи, созванной 6 июля общественной организацией «Прерванный полет», с пострадавшими и чиновниками. «Я не претендую на внушительные суммы. Моя главная цель — добиться внесения поправок в законодательство, чтобы граждане были защищены и могли получить полагающуюся поддержку. <…> Многие за последние годы убедились, что в России отсутствует механизм подсчета суммы компенсаций тем, кого коснулись теракты. Опираясь на свой случай, спрошу: почему человек с потерей трудоспособности, пребыванием в стационаре больше недели и с установленным диагнозом не считается пострадавшим? <…> Почему ущерб психическому здоровью человека не имеет адекватной оценки?»

22-летняя Евгения Бахлыкова спросила у представителя метрополитена, почему разбитый телефон ей оценили в 11 тысяч, а ущерб здоровью — в 2000 рублей, несмотря на госпитализацию и последствия.

Юрист «Прерванного полета» Андрей Варламов считает, что больше всего вопросов к представителям судмедэкспертизы и Следственного комитета: «Мы их приглашали на встречу, но они не пришли». По словам юриста, несмотря на то что массовые катастрофы и теракты связаны с получением серьезной психологической травмы, российским законодательством проведение психолого-психиатрической экспертизы не предусмотрено. На нее может направить следователь, но практики такой нет.

— Следствие работает не на помощь, а на отказ, — отметил Варламов. — Создание прецедента повлечет расходы для бюджета. Поэтому следователь не будет назначать комплексную судмедэкспертизу. Но у потерпевших есть право заявлять подобные ходатайства.

***

Саше Власову 18 лет, Егору Хлыстуну 23 года. Саша ехал в вагоне, где произошел взрыв, Егор помог ему выбраться, перевязал раны и посадил в скорую.

Саша: Я ехал с учебы. Оказался в том вагоне. Выбрался через окно и пошел искать выход. Егор меня остановил, спросил: «Все в порядке? Давай посидим». Сказал: «Сейчас кровь остановим и пойдем наверх». Я понимал, что ранен, но у меня ничего не болело.

Егор: Машина утром не завелась, и я поехал на работу в метро. На «Техноложке» через перрон увидел, как подползает поезд. Я был в наушниках — стоны и крики не слышал. Было ощущение киношности происходящего. Станцию заполнил скрежет — это искореженные двери скребли перрон. И тут мы услышали стоны. Люди выбивали изнутри стекла, чтобы выбраться. Мы кинулись относить раненых от вагона. Я понял, что нужно помогать кому-то конкретно. Подошел к парню — он был полностью ошеломлен и потерян. Это был Саша.

Саша:Много всяких психологов говорили, как под копирку, что все будет хорошо, жизнь продолжается. Мне это по большому счету не нужно было. Но я стал меньше планировать. Ведь все равно не знаешь, что с тобой случится через пару часов.

Анастасия Гавриэлова, «Новая газета в Санкт-Петербурге»