«Дело Седьмой студии», его обострение с девятичасовым «этапированием» Кирилла Серебренникова на микроавтобусе из Петербурга в Москву, с толпой у суда 23 августа, с блестящим списком поручителей и умением власти его не заметить, с яростной грызней всех со всеми в соцсетях — тоже кажется этапным.
В основе своей — дело «театральное». И правы те, кто повторяет в ФБ: нельзя открывать сезон (со всеми ожидаемыми премьерами, фестами и открытием новых сцен) никак не замечая, не отмечая «избирательное» и пока бездоказательное дело.
В редакции «Новой газеты» возникла идея: как это сделать. Нет, никаких речей худруков у рампы. Просто добавить к привычным трем звонкам перед спектаклем — четвертый. В знак солидарности с фигурантами дела. И в знак общей тревоги.
По кому, по чему еще он будет звонить осенью 2017-го — четвертый звонок?
Яростная грызня в соцсетях показывает прежде всего: социум российский в постсоветскую эпоху отнюдь не стал единым. И становиться не хочет! Только дай повод с подростковым ожесточением разделиться на «своих» и «чужих» — на «либералов» и «почвенников», на «столицы» и «губернии», на защитников «простого человека» и защитников «европейски известного художника» — и ФБ вспыхнет беззаветным пламенем.
Один из главных споров вокруг «Дела Седьмой студии» — можно ли брать деньги «у этого государства»? Можно ли вообще с этим государством иметь дело? На сайтах размещено открытое письмо Ивана Вырыпаева: «Большинство из вас продолжают снимать свои фильмы, ставить спектакли и получать дотации от Министерства культуры. Так или иначе, сотрудничая с этой властью и думая, что своим творчеством и своей гражданской позицией мы можем что-то поменять в этой стране или вносить свой посильный вклад в эти перемены, мы просто в очередной раз обманываем сами себя и свою страну». Далее предлагается воспитывать молодое поколение на «иных ценностях». (А как? Если не ставить, не снимать, не преподавать?)
А с другого края пропасти летит пост Эдуарда Лимонова о «деле Серебренникова»: «Как же мне остобрыдла творческая интеллигенция моей страны, если бы вы знали! Неумная, визгливая, истеричная, малосведущая, жестокая на самом деле и глупая, глупая как пробки…».
И никакой попытки найти простейший консенсус между двумя ветвями интеллигенции и властью, нечто в духе «каждый любит страну, как умеет, — и все работают для нее», — осенью 2017 года в России не просматривается. «Дело Седьмой студии» показывает и это.
…Десять лет назад, в феврале 2007-го, в канун 90-летия революции, «Новая газета» брала большое интервью у Наталии Дмитриевны Солженицыной. Говорили о «Красном колесе». О важнейшем солженицынском определении «состояния умов» в России начала ХХ века:
«Это было — как всеобщее… состояние под гипнозом….Накал ненависти между образованным классом и властью делал невозможным никакие конструктивные совместные меры, компромиссы, государственные выходы, а создавал лишь истребительный потенциал уничтожения».
О том, что в пропасть между «нами» и «ими», в яростное нежелание сотрудничать — страна и провалилась. О том, что весь советский период этот разрыв был в силе.
«Новая» спросила: «Можно ли нам в 2007-м «признать правительство»?
Ответ Н.Д. Солженицыной был точен и глубок:
«Вообще-то правительство неяркое… Но вот что: правительство пора признать участником диалога. Пора с ним спорить, пора его сечь, пора его хвалить, ежели заслужит!
Возможность сказать вслух сейчас есть. Да, ее нужно добиваться. Но мы видим: на волеизъявление групп власти реагируют.
Так было с монетизацией. Так 28 тысяч человек вступились за Щербинского — водителя, при обгоне которого погиб губернатор Евдокимов. Движение обманутых дольщиков, идея референдума в Петербурге о башне «Газпрома» на Охте… Народ точно учит новый язык разговора с властью. <…>
Мы так привыкли, что были цари, потом большевики, при которых лучше не вылезать… Сознание людей должно измениться, а меняется страшно медленно. Принцип взаимодействия с властями должен родиться другой. Тот, которого не было в России в Феврале 1917-го: не ломать все с размаху и не сдавать все без звука».
Десять лет назад этот путь медленного признания власти своей, медленного проникновения во власть, сращивания образованного класса с нею — казался реальным. Казалось: мы вступили на него, и очень медленно, но учимся признавать власть в России — своей. Но и она нас — экономистов, промышленников, социологов, режиссеров, журналистов и прочая — медленно учится считать «своими». А поле страны — общим.
И сейчас кажется: нет другого разумного пути. Только сближение. Под девизом из Андрея Платонова: «У нас дело есть: нам жить надо…». И дело это — общее.
Но за десять лет мы (обе, обе стороны!) стали куда дальше от самой идеи сотрудничества. Мы, кажется, начинаем медленно занимать те позиции по краям общественного поля, какие занимали в 1970—80-х: полного неверия друг другу.
…И это — одна из самых печальных черт последних лет. А «Дело Седьмой студии» — один из симптомов расхождения и взаимного ожесточения.
