…Максимум за такую работу платят около 80 тысяч. У меня получается около 60.

Я приехал сюда первый раз после школы с отцом. Отец — военный. Сюда приезжали и вместе работали на стройке. И тогда был первый и последний раз, когда я работал под чьим-то руководством. Мне ребят дай — я везде бригаду сколочу.

У нас свои домики-вагончики в промзоне. Живут обычно по два человека в таких. Я один живу.

А по профессии я вообще рихтовщик — в Молдавии битыми машинами занимался. «Хондами» в основном. Там вообще иномарки дешевле: через интернет из Европы заказываешь, и тебе привозят.

Я родился в Приднестровье, в селе Филипень. Село до сих пор расширяется: кто-то строит, многие, правда, уезжают. У меня брат вот живет в Молдавии, а работает в Европе.

У нас в Молдавии, кстати, тоже открыли похожий на Стену Скорби памятник, но маленький. Может, и в нашей семье тоже были какие-то репрессии — не знаю. Бабушка и дедушка рано умерли.

Мой дедушка войну прошел. Воевал за Советский Союз. Только после 90-х в администрации висят портреты тех, кто воевал против, на стороне Румынии.

Я тут прочитал, что самые жесткие репрессии в Молдавии были после 45-го. Я думаю, это было связано с тем, что нашу страну пополам разделили, когда советские войска в 40-м заехали в Бессарабию (объединенная Молдавия и Румыния — ред.), Румыния с Молдавией разделились, и Молдавия присоединилась к Советским войскам. Но я насчет истории точно не уверен — ты еще почитай.

Самая большая моя мечта в этой жизни — самая простая. Чтобы с работы идти пешком и здесь где-то в зоне досягаемости возле семьи. И все. Домой прийти, дочку увидеть, жену — это самая большая цель. Все остальное я сам сделаю. Самая большая в этой жизни проблема — это разлука.

Вот говорят: москали, москали. А ты подходишь к ним, и они оказываются хорошими людьми. Особенно те, которые всегда тут жили. А приезжие начинают понты колотить, считать, кому тут есть место, а кому нет. Из-за этого не всякому русскому тут место есть.