…Темень кромешная. И тишина: собак в поселке после обстрелов, кажется, не осталось. Только кузнечики трещат.
Блокпост работает на въезд-выезд до пяти вечера. Потом еще час разрешено передвигаться по улицам частному транспорту, если возникла необходимость, и плюс час — пешком, с паспортом строго с местной пропиской. Позже любая движущаяся мишень может попасть под прицел. У машины — фары, нарушение светомаскировки, что карается особо. Окна надо зашторивать. На Калинина (после декоммунизации — Заречной), где я ночую, такой проблемы нет: большинство домов необитаемы, крыши зияют пробоинами, сливовые деревья навалились на заборы, стряхнули плоды в жухлую траву. Там, где хозяева на месте, свое присутствие тоже стараются лишний раз не афишировать.
Хотя один мужик пошел в сортир во дворе, лампочку забыл выключить — и приехал патруль. Другому снайпер просто пальнул по фонарю.
Еще рассказывали: пенсионерке-учительнице не спалось, отодвинула занавеску, гля — что-то мигает на дороге! «Маячок» диверсанты подбросили! Не побоялась, подняла, завернула в тряпку, в банку засунула для верности, отнесла военным…
«Ноль», передовые позиции украинских войск, совсем рядом. Линия обороны отсекла от поселка Верхнеторецкое несколько улиц. Их называют «серой зоной». И с этой стороны «серая», но та — серее. Дальше нейтралка, минное поле. За лесопосадкой — позиции «ДНР».
Мы уже проводили гостей, убрали со стола, сидим на диване, разговариваем под телевизор. Мы — это Елена Андреевна Пащенко, многолетняя директриса поселковой школы, которая вручает завтра, то есть, первого сентября, «бразды правления» бывшей выпускнице и тезке, дочь Ира — преподавательница немецкого языка, Мирон с бутылочкой молочной смеси и нежеланием отпускать мать из декрета, и я, приехавшая из Киева посмотреть на «школьное» перемирие в зоне АТО. На соседнем диване видит сны серьезный третьеклассник Арсений, с краю прикорнул папа Вася, водитель-дальнобойщик. Вася мается с плечом: упал с высоты при разгрузке, надорвал связки, мази не помогают. Но капитальный ремонт в доме продолжает — теплые полы, ламинат, навесной потолок и все такое. Парадная одежда на торжественную линейку отглажена, развешана по перекладинам лестницы-стремянки и на шведской стенке, что прикручена к стене: два сына растут, для них.
Тишину за окнами нарушают только кузнечики.
Возвращенцы
— …Жизнь здесь будет хорошая, конечно. Только тех, кого убили, уже не будет, — рассуждает Арсений, задрав руки, чтобы не помять досрочно «вышиванку».
Вообще-то Арсения от любых упоминаний о войне стараются оградить. Когда над поселком «полетело», Вася вывез семью КАМАЗом в эвакуацию, в Славянск. Сняли квартиру, ребенка устроили в школу. Ира до последнего ездила «с животом» в Верхнеторецкое, проводила уроки. Ежедневно 200 кэмэ туда-обратно, через блокпосты… Арсения на занятия будила соседка. Рано повзрослел отличник.
Они вернулись домой накануне нынешнего учебного года, даже вещи не успели толком разобрать. Таких «возвращенцев» в школе Верхнеторецкого 29, а всего учеников 110, в каждом классе по 9—12 человек. Мечта столичной публики: практически индивидуальные занятия! Выходу за калитку предшествует предпраздничная суета: конфеты на сладкий стол Арсений взял, а цветы забыл.
— Что-то нервничаю перед сценой, — признается Елена Андреевна, сверкая глазами цвета антрацита. — Готовила речь по-украински, на русском скажу, иначе собьюсь. Ничего же страшного, если на русском, правда?
Два года назад, перед 1 сентября, родители по ее команде тащили в школу мешки с песком, матрасы, одеяла, ведра — тушить пожары, закладывать окна, двери, если что… Линейку провели в вестибюле. Учили детей правильно прятаться при обстрелах. Позже Пащенко, материально ответственное лицо, по ночам дежурила в опустевшем здании вместе со сторожем. Мародеров отгоняли, молились, когда бабахало рядом.
Сейчас торжество устраивают в ДК, который превратился в центр цивилизации поселка. Тут и местный совет заседает, его собственное помещение разбито снарядами, и кабинет врача — больницу постигла та же участь, и офис ОАО «Агроком». Садимся во втором ряду актового зала, где надпись «Гости». Прислушиваюсь к «последним известиям»:
— Из киевской полиции, специально на линейку, двое мужчин приехали. Говорят «голове»: не волнуйтесь, мы при оружии… Вон подполковник Дронов, замначальника полиции из Краматорска. Цветной принтер в подарок школе привез. Пусть бы еще кто-то интернет нам привез! Сколько раз обращались к Жебривскому (руководитель Донецкой военно-гражданской администрации. — О. М.) — по нолям.
Проплывает полная блондинка начальственного вида, в наряде черном с золотом. Перебралась из «ДНР», где до недавних пор служила в районо, без потери статуса. Реинтеграция Донбасса на марше…
Трогательный сценарий — заслуга уже нового директора, Елены Михайловны Черкашиной. Нервы у взрослых стали такие, что достаточно увидеть белые фартуки, воздушные шары, и сразу в слезы. Суфлер слова стихов подсказывает, зал отбивает ладони. Попробуй, зарифмуй «родной учебно-воспитательный комбинат» вместо «родная школа»! А вот Черкашиной предстоит руководить этим слиянием одиннадцатилетки с детсадом «Тополек».
Под хоровое пение государственного гимна Украины замечаю: на сцене одна девушка в шеренге растеряна, напряжена, даже напугана.
— Из Донецка. Привыкает. Не фотографируйте, для нее опасно! — предупреждает Пащенко, которая уже передала преемнице символический ключ. — Есть дети из Красного Партизана, из Ясиноватой (ближайшие к Верхнеторецкому населенные пункты на неподконтрольной территории. — О. М.).
В Ясиноватой наша учительница химии живет, боевая женщина, с ней вместе ученики стараются проходить блокпосты: «На контрольную опаздываем. Стрелять будешь? Ну, стреляй!»
…Возложить цветы к памятнику погибшим воинам! — звучит призыв.
— Тем, кто не сдал Верхнеторецкое в пятнадцатом году?
— Нет, это с прошлой, с Отечественной. Подкрасили.
Накануне в поселке обиделись на репортаж всеукраинского телеканала: «Показали, будто школа не готова! Вот так и про обстрелы брешут!» По словам тех, с кем я успела пообщаться, здесь спокойно с весны. Даже августовские пожары, которые уничтожили десяток брошенных домов и дач, связывают не с прицельным попаданием зажигательных ракет с «той» стороны, а с собственной нерадивостью. Кто-то, мол, швырнул окурок, вокруг сухой бурьян, и полыхнуло…
— В чем же выгода Киеву от сообщений, что в «серой зоне» по-прежнему нет мира? — спрашиваю.
— Политика! — отвечают. И объясняют либо сговором с Америкой насчет поставок «джавелинов» (американскихпереносныхпротивотанковых ракетных комплексов. — Ред.), либо желанием выжить отсюда коренное население — наверное, чтобы заселить американцами.
До войны Верхнеторецкое процветало, утопало в зелени. Никаких шахт, только птичники да фермы, отсюда историческое название — Скотоватая. Обладатели уцелевших телеантенн-«тарелок» имеют возможность смотреть любые каналы, но включают российские, где сериалы и концерты «Ностальгия». Радиоприемники ловят волну Горловки.
По школе мне провела экскурсию Елена Андреевна Пащенко, и грех говорить, что там непорядок. Половицы выкрашены, ламбрекены развешены, в столовой пахнет пирожками, фирменные баки от ЮНИСЕФ полны питьевой воды: из колодцев она почти ушла, так страшно земля дрожала от взрывов. Даже комната психологической разгрузки сделана — «сухая» ванна с цветными шарами, веселые сиденья-батуты, цветомузыка. Средства на проект выделило представительство Датского совета по делам беженцев в Украине и правительство США (снова эти американцы!).
На первом этаже привлек внимание странный декор стен, асимметричный. То цветы-завитушки кучно, то поодиночке, от пола до потолка.
— Так мины не выбирали, куда бить, — удивилась моей непонятливости Елена Андреевна. — Мы с техничками узоры вырезали и наклеили на дырки.
Из-за «ноля» пришла сваха, баба Нина — поздравить старшего внука с началом учебного года. Подарила 50 гривен с пенсии, засобиралась назад: отвыкла от шума, ну и пропускной режим надо соблюдать. Я их вместе с Арсением сфотографировала у доски, на память.
—…Насыпала остатки пшеницы, из которой на рождество кутью варили, в жестянку от тушенки, свечку в пшеницу, и пишу, — вспоминает Елена Михайловна Черкашина, открывая общую тетрадь.
«Поговорили о сложившейся ситуации, разошлись. Смотрели третью серию «Идиота». После сегодняшнего обстрела у меня есть второй день рождения…»
Юра сообщил страшную новость: умерла Аня Кирилко, наша Нянюшка, так ее все называли (Анна Кирилко — учительница начальных классов. — О. М.) От ранения в шею, плечо и ногу, не приходя в сознание.
***
Исполнительный директор Украинского института будущего Виктор Андрусив, ранее занимавший должность зампреда по гуманитарным вопросам Донецкой военно-гражданской администрации, как-то назвал в интервью журналу «Країна» состояние умов на Донбассе «реальностью консервной банки». «Только 30 процентов получает информацию из СМИ, а 70 — от родственников и близких, — сокрушался собеседник издания. — Это порождает огромный информационный провал. Мы говорим о единой стране, демократии и свободе, а люди не слышат. В их шкале базовой ценностью является работа. И еще одна черта жителей Донбасса — колоссальная семейная и коллективная солидарность. Люди в этой закрытой системе воспроизводят свои советские практики».
Созрели для правды
…Ничего люди уже не боятся: ни власти, ни правду говорить! На грани смерти постояли — созрели.
Юрий Языков, хозяин «Агрокома», ведет машину по дороге меж двух полей, вспаханного под зябь и минного. Оба в его собственности,
да что там — до горизонта были земли, когда выкупил залоговое имущество колхоза-миллионера «Правда», превратившегося в банкрота. Пахал сутками! Легковые машины агрономам дарил после уборки! Сам Юра Енакиевский, в миру — соратник Януковича, «регионал» Иванющенко на его бизнес зарился, но зубы обломал! А война хозяйство добивает. И компьютер в Киеве, который «не видит», что и в каких условиях Языков сейчас выращивает.
Машинный двор — боль. Трактор «Беларусь» наехал на мину, хорошо хоть механизатор остался жив. Искореженный комбайн, расстрелянные сеялки, опустевший гараж. Воронки покрыли территорию тока, как язвы. Языков напоминает: здесь базировались военные, поэтому масса «прилетов», и не только. Он — за правду: «Дээнэровцы» убивали, наши грабили».
Но мне известно: Юрий возил сюда бетонные плиты для перекрытия блиндажей, продукты, горючее для танков, да мало ли чего требовалось Украине на первом году войны, чтобы выстоять. Попал у «тех» в базу, как «каратель». Жену предупредил: если его схватят, деньги на выкуп собирать без толку.
Движемся вдоль бывшей передовой. Заброшенные блиндажи. Рогатки. Крест, сбитый из палок, над осыпавшимся холмом. Может, надпись дождями не смыло? Ближе нельзя, вдруг растяжки.
— Я работал, платил налоги, чтобы государство меня защитило, — упрямо гнет свою линию Языков. — А государство оказалось фикцией.
Верхнеторецкое без помощи Юрия тоже бы пропало. Закон, принятый Радой, не предполагает бюджетных вложений на восстановление «серой зоны». Только благотворительные фонды и волонтерские подвиги. Читай: чего латать, если снова все побьет у этих латентных «сепаров»…
— Ну и что дальше с Донбассом? — задаю неоригинальный вопрос.
— Отморозков, думаю, Россия постреляет сама, ей свидетели не нужны. С остальными — садиться разговаривать.
пос. Верхнеторецкое Ясиноватского района Донецкой области — Киев
