СюжетыКультура

Неизвестный Рейкьявик: «Переговоры задыхались в нафталиновом хламе»

Об исторической встрече в Рейкьявике 11-12 октября 1986 года

Этот материал вышел в номере № 100 от 11 сентября 2017
Читать
Неизвестный Рейкьявик: «Переговоры задыхались в нафталиновом хламе»
Горбачев и Рейган. Фото: РИА Новости
Это не первая книга Михаила Сергеевича Горбачева. Уже были «Жизнь и реформы», «Наедине с собой», «После Кремля»… Эти книги изданы в России и других странах. В Москве на презентациях за ними выстраивались огромные очереди. И вот новая — «Остаюсь оптимистом»
Изображение

Очень хорошая книга. Читается как детектив. Вроде бы о событиях, о которых мы много знаем. Но оказывается — мало.

Горбачев — политик. В самом идеальном смысле этого слова.

Михаил Сергеевич никогда не считал и не считает политику грязным делом. Он видел и видит в политике высоту, а не подковерную борьбу, умение договариваться, а не враждовать, и это свое видение воплощал и воплощает в жизнь. Оставаясь при этом оптимистом.

Прочитайте внимательно главу об исторической встрече в Рейкьявике 11—12 октября 1986 года. О том, как перед этим «женевские переговоры задыхались в нафталинном хламе», как все буксовало, как спорили, «говорили остро», убеждали друг друга два тогдашних президента — советский и американский. И как сказал Горбачев Рейгану: «Вот что еще важно: либо победим оба, либо оба проиграем».

В основе этой главы — опубликованная в 1987 году Михаилом Горбачевым книга «Перестройка и новое мышление. Для нашей страны и для всего мира». Тридцать лет прошло со времени ее издания, и автор, естественно, сомневался: стоит ли возвращаться к этому тексту.

Но эта книга — особая для Горбачева. Ее идею подсказали американские издатели Корнелия и Майкл Бесси. Они предложили Михаилу Сергеевичу обратиться к читателям разных стран с рассказом о главных идеях перестройки и внешней политики нового советского руководства.

Книга действительно оказалась востребованной в мире. Она была издана на 64 языках в 160 странах общим тиражом пять миллионов экземпляров.

Шел 1987 год. За два года перестройки страна начала меняться. Тоска по новому, воля к новому… И в то же время возникло ощущение разрыва между политикой и обществом. Горбачев чувствовал это особенно остро. И он хотел напрямую обратиться к людям, чтобы они почувствовали новизну и серьезность происходящего. Поэтому вставил эту главу в новую книгу такой, какой она была написана тридцать лет назад. Понимая, что что-то устарело и есть формулировки, похожие на идеологические штампы.

Но дело не просто в каких-то словесных формулировках, а в том, что и сегодня очень важно: не надо добиваться победы какой-то одной стороны, а надо побеждать вместе, не надо носиться с несравненной своей правотой, а надо думать о людях и быть со стороны людей.

Читайте Горбачева.

«Новая газета»

Об исторической встрече в Рейкьявике 11-12 октября 1986 года

Мы видели, что милитаристская партия в США (я говорю не о республиканской и демократической партиях, а о тех, кто намертво связал себя с военным бизнесом) испытывает аллергию даже к малейшему смягчению отношений между нашими странами. Эта партия делала все возможное и невозможное, чтобы побыстрее забыть Женеву, выветрить дух Женевы, убрать с дороги какие бы то ни было ограничители и беспрепятственно продолжать гонку вооружений.

Вместе с тем мы хорошо понимали, что милитаристской партией далеко не исчерпывался весь политический спектр в США. Американские политические деятели, придерживавшиеся реалистических позиций, трезво оценивавшие мировую обстановку, выступали за продолжение переговоров с СССР, за поиски путей нормализации советско-американских отношений. Но так или иначе верх брали, как это уже не раз случалось, интересы милитаристской группировки.

Возможность полномасштабной, результативной советско-американской встречи в верхах таяла. Проведение новой встречи лишь с целью обменяться рукопожатиями, продолжить знакомство было бы делом несерьезным, более того, бессмысленным. И все же мы не могли принять американское «нет» в ответ на наши настойчивые усилия сблизить позиции, выработать разумный компромисс. Мы сознавали, что нужен крупный прорыв, что время работает против интересов человечества. Тогда и возникла идея проведения промежуточной советско-американской встречи, с тем чтобы дать по-настоящему мощный импульс всему делу ядерного разоружения, переломить опасные тенденции, повернуть ход событий в нужном направлении. Президент США принял нашу инициативу. Это обнадеживало. Так был открыт путь к встрече в Рейкьявике, состоявшейся 11—12 октября 1986 года.

Уже в ходе первой беседы я сказал президенту Рейгану, что после Женевы удалось привести в движение сложный и обширный механизм советско-американского диалога. Но этот механизм уже не раз давал сбои: по главным вопросам, которые беспокоили обе стороны, движения не было.

Я говорил американскому президенту, что женевские переговоры задыхаются в нафталинном хламе. Мы тщательно готовились к Рейкьявику, провели большую подготовительную работу. Ориентация была взята четкая и твердая — договориться, в конечном счете, о полной ликвидации ядерного оружия и обеспечить на всех этапах движения к этой цели равенство и равную безопасность США и Советского Союза. Иной подход был бы непонятен, нереален и недопустим. Встреча в Рейкьявике, по нашему убеждению, должна была создать предпосылки для того, чтобы на следующей нашей встрече мы могли подписать соглашения по кардинально важным проблемам ограничения вооружений.

В Рейкьявик мы привезли проект крупных мер, которые, будь они приняты, положили бы начало рождению новой эпохи в жизни человечества — эпохе без ядерного оружия. Речь шла уже не об ограничении ядерных вооружений, как это было в договорах ОСВ-1, ОСВ-2, а о ликвидации их в сравнительно короткие сроки. Первое предложение касалось стратегического наступательного оружия. Я заявил о готовности сократить его на 50% в течение первых пяти лет.

В ответ услышал то, что на протяжении месяцев крутили и мяли делегации на женевских переговорах и что завело их в полный тупик, — уровни, подуровни, головоломные подсчеты. Пришлось остро полемизировать, но скоро я увидел, что разговор начинает буксовать. Чтобы вырваться из этой вязкой трясины, я предложил простое и ясное решение. Есть триада стратегических вооружений: баллистические сухопутные ракеты, ракеты морского базирования и самолеты. Они есть и у СССР, и у США, хотя структура СНВ у каждой из сторон имеет свои исторически сложившиеся особенности. Давайте все эти три элемента, типа вооружений, каждую часть триады сократим наполовину. Справедливо и на равных.

Чтобы облегчить договоренность, мы пошли на большую уступку, сняв свое прежнее требование о включении в стратегическое уравнение американских ракет средней дальности, достигающих нашей территории, и американских средств передового базирования. Готовы были учесть и озабоченность США по поводу наших тяжелых ракет.

Президент Рейган согласился с таким подходом. Более того, он выдвинул идею полной ликвидации стратегических наступательных вооружений в последующие пять лет, что я, естественно, решительно поддержал.

Второе наше предложение касалось ракет средней дальности. Я предложил президенту полностью ликвидировать советские и американские ракеты этого класса в Европе. При этом здесь мы шли на большие уступки. Мы оставили в стороне направленные против нас английские и французские ядерные силы. Согласились заморозить ракеты с дальностью менее тысячи километров и тотчас же вступить в переговоры об их дальнейшей судьбе. Наконец, согласились на американское предложение резко ограничить количество ракет средней дальности, размещенных в азиатской части СССР, оставив сто боеголовок на этих ракетах к востоку от Урала у нас и сто боеголовок на американских ракетах средней дальности на территории США.

В итоге появилась возможность дать поручение министрам иностранных дел приступить к выработке проекта соглашения по средним ракетам.

Третий вопрос, который я поставил перед президентом в первой же беседе и который органически входил в сумму наших предложений, — об укреплении режима Договора по противоракетной обороне и о запрещении ядерных испытаний.

Я убеждал Рейгана: раз мы идем на сокращение ядерного оружия, мы должны быть уверены в том, что никто из нас не сделает такого, что поставило бы под угрозу безопасность другой стороны. Отсюда ключевое значение укрепления режима Договора по ПРО. При этом мы учитывали приверженность президента идее СОИ*. Предлагали решить вопрос о неиспользовании в течение десяти лет права выхода из Договора по ПРО, сделав запись о том, что лабораторные исследования в области СОИ не будут запрещаться. Десять же лет неиспользования права выхода из Договора были абсолютно необходимы для создания уверенности в том, что, решая проблему сокращения вооружений, мы сохраним обоюдную безопасность, не допустим попыток получения односторонних преимуществ путем развертывания космических систем.

Политически, практически и технически никакого ущерба такие ограничения ни для кого не таили. Хочу также напомнить, что в Рейкьявике мы предложили президенту Рейгану условиться о том, чтобы наши представители сразу же по завершении встречи в исландской столице вступили в переговоры по запрещению ядерных взрывов.

Причем к этой проблеме мы также подошли гибко, заявили, что рассматриваем выход на полномасштабный договор о полном и окончательном запрещении ядерных взрывов как процесс, в ходе которого можно было бы действовать поэтапно. Скажем, в первоочередном порядке решить вопрос о «пороге» мощности ядерных взрывов, о количестве таких взрывов в год, о судьбе договоров 1974, 1976 годов.

И мы были близки к нахождению формулировок и по этому вопросу.

Итак, в Рейкьявике начала вырисовываться возможность разработать директивы для министров иностранных дел, с тем чтобы подготовить три проекта соглашений, а затем их подписать во время очередной советско-американской встречи на высшем уровне. Но такая ясная, вполне осязаемая перспектива прорыва к действительно историческому компромиссу между СССР и США не осуществилась. А ведь до нее было буквально рукой подать.

Камнем преткновения стала американская позиция в отношении Договора по ПРО. Уже после Рейкьявика я снова и снова задавался вопросом, почему Соединенные Штаты уклонились от договоренности относительно укрепления режима этого бессрочного договора. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу: Соединенные Штаты не были готовы расстаться с надеждой прорваться к военному превосходству, на сей раз они хотели обойти Советский Союз, форсируя работы по СОИ.

Даже если Соединенным Штатам и удалось бы осуществить свои намерения в отношении СОИ, советский ответ последовал бы. Ответ эффективный, надежный и экономный.

Но СОИ означала перенос оружия в новую среду, что резко дестабилизировало стратегическую ситуацию, а с другой стороны, сама приверженность СОИ говорила о политических намерениях, о политической установке — не мытьем, так катаньем поставить Советский Союз в неравноправное положение. Вот эти-то политические намерения, вот эти-то иллюзорные расчеты — через «стратегическую оборонную инициативу» выйти на доминирующие позиции в отношении СССР — и не позволили увенчать Рейкьявик решениями исторической значимости.

Мы много говорили с Рейганом и об этом, говорили остро. Я совершенно искренне сказал президенту, что в итоге нашей встречи одного победителя быть не может — либо победим мы оба, либо оба проиграем. И все же Рейкьявик стал поворотным пунктом мировой истории. Он зримо показал возможность улучшения мировой обстановки. Создалась качественно иная ситуация, чем прежде. Никто уже не мог действовать так, как действовал до этого. Нас Рейкьявик убедил в правильности избранного курса, в необходимости и конструктивности нового политического мышления.

Встреча, можно сказать, подняла на новый уровень советско-американский диалог, равно как и в целом диалог Восток—Запад. Он был выведен из чехарды технических выкладок и политической арифметики на новые параметры. С высоты Рейкьявика стали видны перспективы решения таких проблем, как безопасность, ядерное разоружение, недопущение новых направлений гонки вооружений.

Рейкьявик обозначил маршрут движения к возвращению человеческому роду бессмертия, которое оно утратило с того самого момента, когда ядерное оружие испепелило Хиросиму и Нагасаки.

Я считаю, что встреча в Исландии была рубежным событием. Это было завершение одного этапа борьбы за разоружение и начало другого этапа.

*Стратегическая оборонная инициатива (СОИ — Strategic Defense Initiative), объявленная президентом США Рональдом Рейганом 23 марта 1983 года, — долго­срочная программа научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. Основной целью СОИ было создание научно-технического задела для разработки широкомасштабной системы противоракетной обороны (ПРО) с элементами космического базирования.

Фрагмент из книги: Остаюсь оптимистом/ Михаил Горбачев — Москва: Издательство АСТ, 2017. — 416 с. — (Большая биография). www.ast.ru Книга выходит в редакции «Времена» Издательской группы АСТ в конце сентября и будет доступна во всех книжных магазинах страны

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow