Часть первая. Кабинет с видом на новое

Самым впечатляющим в довольно скромном кабинете директора «Зарядья» Павла Трехлеба был вид из окна. Купола, березки, солнце, легкий свежий запах ДСП. Мы начали с того, о чем вот уже несколько недель отчаянно говорит Москва. Московско-региональное нашествие на калужницу, осоку и лишайники прочно вошло в топ российской осени. Интернет бурлит, ландшафтники дают оценки посевам, психологи –— «варварам», Иван Ургант обсуждает таинственные сумки с детьми. Мы обсудили самые популярные вопросы к парку.

— «Вандалы», 10 000 растений, Красная книга в сумках. Что же все-таки было?

— Было единственное эмоциональное заявление, крик души нашего ландшафтного архитектора Игоря Сафиуллина, который очень трепетно относится к растениям. Наша официальная позиция такая: повреждение растений было связано исключительно с большим наплывом посетителей. Возможно, кто-то действительно вынес несколько экземпляров, но мы таких фактов не зафиксировали. Если кто-то видел лично, возникает вопрос — почему не привлек охрану. Вандализм — мы никогда не использовали этот термин. Цифры могут поразить воображение, но в реальности это всего лишь один процент от общего числа посадок. Работы по замене стеклянных элементов «Коры» — на финальном этапе. В масштабах парка — это незначительный ущерб, и он легко устраняется.

— Чьими силами?

— Основные мероприятия сейчас легли на плечи подрядчиков, потому что есть определенные гарантийные обязательства. Пока это их история. Обслуживанием зеленых насаждений и уборкой территории занимается ГБУ «Автомобильные дороги».

— Финансировать восполнение будут они?

— В будущем — да.

— А сейчас?

— Сейчас эту работу выполняет подрядчик — Мосинжпроект.

— Есть такое мнение — сумки и прочие бесчинства повесили на «вандалов» для того, чтобы отвлечь внимание от недоработок в парке, который не был полностью готов к открытию.

— Не думаю, чтобы у кого-то была такая задача. А по поводу готовности — мы в свое время изучали работу таких парков с мировым именем, как «Европа-парк», Центральный парк и «Парк у Бруклинского моста» в Нью-Йорке, «Миллениум» в Чикаго, «Сады у залива» в Сингапуре. Не бывает ситуации, когда парк открывается, и он полностью готов. Парк — живой организм, он подразумевает постоянное развитие. И то, что его запустили в такие рекордные сроки — это успех. Конечно, парк будет дорабатываться и развиваться. Кропотливая работа будет вестись в течение недель, месяцев, лет. Капитальных вложений уже, скорее всего, не будет, и парку это не нужно — с этой точки зрения он сформирован. Итоговую картинку по ландшафту мы получим не раньше весны 18 года, когда взойдет все биоразнообразие, которое посажено и посеяно.

— Вот ландшафтники говорят, что растения не успели прижиться, поэтому оказались легкой жертвой.

— Есть ситуация идеальная, а есть реальная. Растениям действительно нужно много времени, чтобы прижиться, но экономически неправильно эксплуатировать парк без посетителей и ждать, пока приживутся все растения. Опять же, я уверен, что подавляющее большинство людей не хотело нанести какой-то сознательный ущерб. Вопрос был исключительно в наплыве публики. Выходом из этой ситуации могло быть только жесткое ограничение на вход в парк, а это вызвало бы огромное недовольство среди москвичей и туристов.

— Сложно было не ожидать наплыва после мощной пиар-компании парка.

— Мы были к этому готовы, но не предполагали, что в таком масштабе. Мы учли результаты первых дней эксплуатации, приняли адекватные меры, усилили посты, обеспечили большую проходимость. Дело в том, что программный элемент концепции заключался в отсутствии барьеров. (Концептуальный проект парка Зарядье был разработан консорциумом во главе с нью-йоркским архитектурным бюро Diller Scofidio + Renfro. — Ред.) Весь парк должен был быть без каких-либо заборов в принципе: плавный перелив из урбанистической среды в природу. Внутри ландшафтных зон не предусматривалось бордюрного камня, ограждения, четких границ. Пострадавший северный ландшафт был построен на тех же принципах. Посетители просто не заметили этой границы — растения там низкорослые. Поэтому сейчас мы все-таки ставим ограждения у самых подверженных воздействию зон. На сегодняшний момент это деревянные столбы, натянутая бечевка, в дальнейшем будет видно. А сейчас мы расширяем зону гравийного отсева, чтобы тропинки стали шире. Стихийные тропы отсыпаем древесной корой для предотвращения уплотнения почвы.

— Многие интересуются, куда смотрела охрана.

— Охрана выполняла свою главную задачу — не допустить случаев с нанесением вреда здоровью и жизни людей, обеспечивала навигацию. В экстремальных условиях мы должны были соблюсти баланс между интересами посетителей парка, требованиями эксплуатации и обеспечением безопасности всех объектов парка. Считаю, на данный момент баланс найден. Мы сделали выводы и теперь на пиковые мероприятия увеличим длительность интервалов на вход.

— То есть забор остается?

— Мы, как эксплуатирующая организация, изначально предлагали концептологам и архитекторам все-таки подумать о постоянном ограждении вокруг парка. Да, это не лучшее визуальное решение, но есть ночной период, есть категории посетителей, которые могут использовать парк не совсем по назначению, а мы все-таки находимся в знаковом месте. До конца месяца мы будем анализировать ситуацию с полицией, чтобы понять, нужно ли думать о постоянном ограждении или можно найти способы обеспечить безопасность без таких мер.

Часть вторая. Парк с видом на Москву

— А вы уже видели наш «Полет?» — спросил меня Павел.

«Полет» я не видела, и уже десять минут спустя мы уселись в первом ряду пустого камерного кинозала. В соседнем помещении посетителям «Полета над Москвой» демонстрировали превью. Я напряглась в тот момент, когда очень вежливый молодой человек молниеносно пристегнул меня к креслу желтым ремнем.

Я молча посмотрела на Павла.

— Вам же выдали пакетик? — многообещающе прищурился он. А потом из-под наших ног уехал пол. И мы полетели. Кутузовский, Красная, арка Парка Культуры. Качало кресла, московские фонтаны обдавали нас настоящими брызгами, «Запах!» — подсказывал Павел, и я вдыхала аромат цветов над парками. Я поджимала ноги, чтобы не задеть кресты святого Владимира и Храма Христа Спасителя, визжала, когда на нас неслись вертолеты и воздушные шары, и краем глаза видела, как Павел с довольной улыбкой на лице оборачивается к нам с фотографом перед каждым спецэффектом.

Это была невероятно красивая Москва. Высокотехнологичный аттракцион — первый в России. Продакшн от Первого канала, основная часть съемки — широкофокусные камеры на вертолетах, в труднодоступных местах — дроны.

«Полет» для парка — еще и важная экономическая доминанта.

— Мы активно продвигали возможность внебюджетных источников дохода — парковка, сувенирные магазины, медиакомплексы, — признался Павел. Мы пересекали огромный холл со стойками информации и кассами. — У американцев этого не предусмотрено. «Полет» продается с утра до вечера. В конце года появится «Полет над Россией», позже и между планетами.

— Дороговато все-таки продается — 790 рублей полный билет, не все смогут себе позволить, — заметила я.

— У нас есть льготные билеты, различные скидки, будут и бесплатные часы, — пообещал Павел. — Для детей из многодетных семей кинозалы бесплатны уже сейчас. Знаете, бесплатное нужно вводить аккуратно. В «Полете» и «Машине времени» используется высокотехнологичное оборудование, которого нет в России. Его обслуживание и эксплуатация стоят дорого. Сотрудники тоже должны обладать специальными знаниями в области инженерии, информационных технологий. Их заработанная плата тоже должна соответствовать их уровню квалификации. Плюс энергозатраты аттракционов, которые работают непрерывно в течение дня. Вот и стоимость билета.

Потом был круговой зал с экраном вместо стен. На экране — история Москвы и «Зарядья».

— Под ногами — интерактивный пол! — Павел с трудом перекрикивал электронного экскурсовода. Я стояла на Красной площади, посреди парада 7 ноября 1941 года. Честное слово, мне было холодно.

Потом — научный кластер в «Заповедном посольстве».

— Это будущее сельского хозяйства, — объяснял мне у Флорариума Павел. В стеклянном павильоне вились растения: корневая система не погружена ни в почву, ни в жидкий субстрат, питательные вещества распыляются из форсунок. — Такие фермы можно будет разместить хоть на крыше вашего дома. Заказываете, что хотите, и собираете — без химикатов и транспортных расходов.

— Технологии по этому принципу уже сейчас используются в проектах колоний на Луне и Марсе, — вставил добродушный молодой человек с бейджиком на широкой груди.

— Это руководитель наших научных программ, Денис Высоцкий, — представил Павел и углубился в коридоры. — Здесь у нас лекционный зал, пять лабораторий.

— Вот как раз сейчас детям рассказывают про загадочное вещество — воду, — не удержался за его спиной Денис. — Это первые опыты в химии, биохимии. Там сейчас вулканчик будут делать… — Но мы уже шли дальше: «Это самая серьезная аудитория — для более взрослой публики 14-17 лет: программы по генетике, биотехнологии и медицине». Рядом — «Ледяная пещера», где наморозят 70 тонн воды.

— Фасады — это полноценная скульптура, если конструкцию разобрать, то там целые инженерные сооружения, — рассказывал Павел по дороге к Большому Амфитеатру. Слева вилась белая, утопленная в ландшафте стена. — Парк — это эксплуатируемая кровля зданий. Вот говорят — маленький парк и такие деньги. Но это не парк, а культурно-просветительский центр с уникальной ландшафтной группой и сложнейшими архитектурными объектами. Главное, не оборачивайтесь! — мы поднимались по ступенькам. — Обернуться нужно у «Коры». Смотрите!

За Кремль заходило солнце.

— Сегодня прочитала, что в день равноденствия нужно обязательно посмотреть на закат, — мечтательно сообщила я Павлу. Павел засмеялся:

— Ну, отличный повод.

Над нашими головами по «Коре» ходили строители.

— Чинят? — спросила я Павла. — Как вообще можно было ее разбить?

Павел только вздохнул и перешел к другим проблемам:

— Опыт первых дней работы парка показал, что нужно менять ландшафтную зону под «Стеклянной корой». С гравием было оригинально, но придется укреплять вплоть до мощения, потому что он сносится на лестницу. В пространствах между скамейками по предварительной концепции вообще должны были быть газоны. На картинке это красиво, но через неделю от них ничего не останется. В гранит закатывать не хочется, гравий высыпается, посмотрим. Еще зиму пережить.

— Горы, санки, — понимающе вставила я.

— Никаких санок! — отрезал Павел. — Уклоны большие, небезопасно.

Осени, по словам Павла, парк не боится — есть система сбора дождевой воды, она очищается и используется для полива. Инфракрасное излучение под «Стеклянной корой» — для обогрева растений.

— А давайте выпьем чаю? — предложил Павел. — Только сначала еще в Подземный музей забежим. До музея мы еще в Малый амфитеатр с медийным экраном на 400 мест забежали («Главная задача — транслировать концерты из Концертного зала. А акустическую версию планируем пускать по всему парку»). И к Парящему мосту. После столпотворения мост «зациклили» — вход справа, выход слева, очередь на 40 минут, в будущем планируют турникеты — для безопасности.

— Сами-то по парку гуляете?

— У нас обход! – усмехнулся Павел. — Утренний, вечерний. Много нюансов. Очистка территории, вот хотя бы эти пятна на тротуаре, — он кивнул себе под ноги.

— И сколько длится рабочий день? — поинтересовалась я.

— Последние полгода у основной команды часов по 16, — спокойно констатировал Павел и наконец перешел к музею.

«Это оригинал фрагмента Китайгородской стены… Построена в XVI веке, 6 метров длиной, забутовка внутри», «Мультимедийная составляющая — как строилась Москва, через месяц будут запущены дополнительные игровые комплексы…», «Фрагменты Великой улицы в напольных витринах».

— Слушайте, — вставила я в короткой паузе, — вам экскурсии можно водить.

— После прохождения госэкспертиз и защиты бюджета, когда ты объясняешь вроде бы очевидные вещи, а люди говорят, нет, это должно стоить в 20 раз дешевле, приходится вникать в каждый гвоздь, — объяснил Павел и продолжил:

— При нажатии на сенсорный экран у этой витрины появляются анимированные персонажи, которые рассказывают о предметах внутри. На трех языках — русский, английский и китайский. Проверенный.

Главный хайп «Зарядья» мы отложили напоследок. Мы шли к зоне прибрежного леса, был вечер, гуляла публика, компания строителей из ближнего зарубежья ввинчивала в землю новый указатель, светились зеленым искусственные водоемы.

— Это естественные биотопы! — рассказывал Павел. — Более того, мы выпустили зеркальных карпов. В хвойный лес — ежиков. Несколько дней назад их видели.

На холме было немноголюдно. Место бедового побоища огородили деревянными колышками, протянули канаты. За канатами местами темнела земля.

— Канатов же не было? — уточнила я у Павла.

— Здесь нет, — признался он. — Мы в большей степени под «Стеклянной корой» огораживали. Мы не думали, что люди будут ходить мимо тропинок. И американцы были категорически против. По концепции посетители должны были исследовать самостоятельно, так сказать, неочевидные маршруты в парке. Теперь подрядчики устанавливают новую навигацию.

— Ну объективно, здесь сложно понять, где тропинка, а где нет, — сказала я.

— Ну не совсем, все-таки есть граница отсыпки, — Павел остановился у каната. — Конечно, растения низкорослые, но многие — с яркой верхней частью, красивые. Люди здесь селфи делали, наступали на них…

— Признайтесь честно, — попросила я Павла за чаем. Мы сидели в кафе «Зарядье». За соседним столиком компания ела устрицы. На открытых прилавках морозились морские ежи и дальневосточные крабы. — Если бы Зарядье не надо было открыть ко дню города, то, наверное, сейчас не было бы всего этого — «откроется через месяц», «намораживаем лед»…

— Я был на многих строительных объектах, поверьте, если нет жесткого дедлайна, все будут спать до последнего, – заверил меня Павел. — Так же запускали Сочи, все основные стройки попроще. Для успешной деятельности нужен четкий, реальный срок и системная работа.