На правах везучего рецензента, которому не надо писать о новом романе Пелевина на следующий день после того как он вышел — делюсь наблюдениями за теми, кто уже успел на него откликнуться. Выглядит так — большинству этот «новый Пелевин» понравился. Это приятно, но знаменательно другое: все рады, что этот роман им понравился.

Не в том смысле рады, что, мол, еще одна неплохая книжка появилась, а в том — что, ура, Пелевин опять молодец, можно продолжать его любить не оговариваясь, не указывая на его былые заслуги, без всяких ссылок на ностальгию и объяснений.

Слово «любить» здесь следует понимать в самом прямом его смысле — оно обозначает такое состояние, когда к сердцу приливает тепло и жить становится немного лучше (в пелевинском духе тут следовало бы отметить, что все эти слова «десять раз в кавычках», но вообще-то ни фига не в кавычках).

Тут налицо почти родственное отношение («наш-то не подвел!») и жажда внимания. Вот, например, герой Пелевина сравнивает литературного критика c «вокзальной минетчицей», которая вынуждена обслуживать многих граждан и, восприятие ее по понятным причинам замылилось, «после каждой вахты залазит на шпиль вокзала и кричит в мегафон: «Вон тот, с клетчатым чемоданом! Не почувствовала тепла! И не поняла, где болевые точки». Бьюсь об заклад, что почти каждый критик, прочитавший это неаппетитное в общем-то описание, с гордостью сказал себе в сердце своем: «Это он про меня, именно про меня!» За себя скажу точно. Да и в других не сомневаюсь.

Эта любовь, причем объединяющая не одно поколение — вообще-то, феномен не очевидный. Все-таки любишь — именно любишь — в литературе не просто набор удачных каламбуров и точных соображений, а что тебя меняющее, трогающее. То есть, то, что, казалось бы, и есть «анти-пелевин». То, против чего он в своем новом тексте декларативно и резко выступает: если произведение вызывает у тебя «сопереживание», говорится там, это значит, что твоими мозгами и сердцем играют в футбол те самые черти, которые несколько секунд назад впаривали тебе новый гаджет или положительный образ какого-нибудь банка.

Уж не знаю, какие черти играют в футбол моими мозгами и сердцем (надеюсь все же не те, которые работают в отделе маркетинга издательства, где печатается Пелевин), но роман «iPhuck10» тронул меня, задел за живое — в общем, произвел со мной все то, что в нем призывают презирать.

Действие происходит где-то после шестидесятых годов нашего века (в начале про картину Марка Ротко «Orange, red, yellow», написанную в 1956, говорится, что «ей больше ста лет»), люди живут дополненной реальностью (вернее, нереальностью), дети появляются из пробирок, физическая любовь запрещена и презираема, Ангела Меркель канонизирована, политическая карта мира изменена до неузнаваемости. При этом дела в России изменились не радикально — она по-прежнему живет тем, что досталось ей по умолчанию (теперь она торгует не газом, а продажей своего воздушного пространства воюющим странам), и в ней так же преследуют за оскорбления чувства верующих и «наезд» на «Императорскую фамилию».

В обстоятельствах этого не очень дивного нового мира разворачивается история отношений Порфирия Петровича — компьютерной программы, которая занимается полицейскими расследованиями, параллельно сочиняя о них романы, и женщины-искусствоведа по имени Маруха Чо. Как и следует ожидать, эти отношения складываются в как раз такой роман-расследование с рассуждениями об искусстве.

Об искусстве здесь говорится множество заезженных вещей («Грязный секрет современного искусства состоит в том, что окончательное право на жизнь ему дает — или не дает — das Kapital» — и это сообщается сегодня, серьезно?), но сквозь такие шаблонные разоблачения прорывается подлинная (да, подлинная, настаиваю!) тоска о конце искусства. Ценность искусства нашего времени (речь идет именно об артефактах конца десятых годов двадцать первого века), говорит искусствовед Маруха, в референции к возможности свежести. Это ксерокопия света. Не наблюдение самого света, а фиксация того факта, что свет когда-то был.

Это невероятно консервативное, грустное и верное высказывание. Верное не только в стариковско-пессимистической части: ах, скоро ничего уже почти не остается, только «ксерокопии ксерокопий, отблески отблесков», но и в понимании, что пока мы можем хотя бы «фиксировать факт, что свет был» — искусство живо.

Этот роман с его дурацким названием — именно такая фиксация. Требуется большая самоирония для того, чтоб с позиции скрывающегося, как бы «не присутствующего в теле» автора написать роман от лица бестелесного компьютерного кода «обученного литературе». Есть большая тонкость в том, чтобы сделать этот компьютерный алгоритм несчастным, мнительным, обидчивым, грустным. Пронзительно грустным.

Так что ж удивляться тому, что мы этого автора любим? Ничего удивительного тут нет.

Роман Виктора Пелевина «iPhuck 10» вышел 26 сентября 2017 года в издательстве «Эксмо».