Возможно, прошедшая 30 октября встреча Владимира Путина с его Советом по развитию гражданского общества и правам человека в этом его составе окажется последней. Весной новый президент (кто бы им ни стал) должен будет обновить состав Совета и, возможно, переформатировать его работу. Кроме вежливых слов Путина, сказанных в конце встречи, ничто не свидетельствует, что еще одна встреча с этим составом может состояться. Напротив, есть признаки, указывающие, что администрация президента хотела бы ограничить влияние СПЧ, которое, впрочем, никогда не было велико, но давало возможность выхода в публичное пространство.
Если скомканный формат последней встречи, заметно отличающей ее от всех предыдущих, действительно был обусловлен назначенным на вечер открытием «Стены скорби», то участие Путина в этой церемонии стоит дороже. Но накануне встречи ее начало было перенесено еще на час позже, что оставило совсем мало времени для содержательного разговора. С подачи «ряда членов СПЧ», которая была поддержана администрацией, трансляция с этой встречи вовсе не планировалась, но на ней настоял сам Путин, уже открывая заседание.
Благодаря ему полная стенограмма встречи появилась на сайте президента, и нет необходимости повторять содержание выступлений, но на некоторые детали все же стоит обратить внимание. Михаил Федотов, первым получивший от президента слово, выступил с коротким докладом, но далее не помогал ему, как бывало прежде, модерировать заседание. Путин предоставлял слово строго по списку, который был утвержден администрацией, но в силу ограниченности времени (с 15.40 до 16.50) мы успели выслушать только 4 пункта из гораздо более широкой повестки.
По-видимому, после выступления Людмилы Алексеевой и одобрения президента следует ожидать изменений в забюрократизированном ныне порядке рассмотрения ходатайств о помиловании и расширения участия правозащитников в этом процессе. Но на выступление Николая Сванидзе, посвященное митингам, Путин отреагировал скупо и неоднозначно, что нельзя прочесть как «сигнал» митингующим или правоохранительным органам.
Темы Путин знал заранее, не считая выступления журналиста Станислава Кучера, которому по его просьбе он дал слово вне утвержденной повестки. Кучер, имеющий опыт телеведущего, ярко сформулировал тему нагнетания агрессии в обществе, но и президент тоже поступил как опытный ведущий, передав слово «в студии» тому, кто выступил вполне предсказуемо. Результатом стали отточенные реплики президента касательно нападения на «Эхе Москвы» и «дела Серебренникова», которые вряд ли облегчат судьбу последнего (подробнее — см. стенограмму).
Доклад еще по одной острой теме, связанной с честностью выборов и работой на них наблюдателей, готовился рядом членов СПЧ, чьи взгляды совпадают далеко не во всем. Право представить «консолидированный» доклад по утвержденному списку получил Игорь Борисов, но его выступление, наверное, даже для Путина выглядело «инородным телом»: это как если бы в «Новой» вдруг случайно появилась заметка из «Парламентской газеты». Возможно, по этой же причине выступление Борисова не прозвучало и в репортажах федеральных телеканалов.
Настоящая в медийном смысле сенсация произошла после завершения встречи, когда, чтобы доехать от Кремля до проспекта Сахарова к «Стене скорби», Путин не воспользовался персональной машиной, а сел в автобус с членами Совета (а также с Кириенко и Песковым).
Это решение, несомненно, было принято не спонтанно и им лично, а общую поездку в автобусе снимали две телекамеры (в темноте нельзя было разобрать, чьи). Однако в репортажах всех теленовостей за 30 октября эти кадры если и были использованы, то крайне скупо и вскользь, а на «России 24» они были уравновешены плашкой заголовка: «Совет по правам либералов».
Решение не транслировать слишком широко поданный таким образом «сигнал», что либералы — это тоже часть общества, возможно, также косвенно указывает на различия в отношении к СПЧ со стороны самого президента и его администрации.
Все сказанное выше — моя личная точка зрения, ни с кем в СПЧ не согласованная.
