7 ноября, в день 100-летия Революции, в Челябинске праздничная программа партии КПРФ обогатилась элементами митинга протеста, поскольку на мероприятие пригласили выступить группу обманутых дольщиков. Активисты, оставшиеся без жилья из-за разных неоднозначных схем строительства, «с удовольствием» выступили, хотя это не означает, что дольщики поддерживают коммунистов. «Нам просто дали площадку, чтобы себя «засветить», — говорит активист Елена Насихова.
Акции дольщиков — не только в Челябинске — вносят значительный вклад в рост общего числа протестов в России за последние несколько месяцев. Центр экономических и политических реформ (ЦЭПР) выпустил доклад, в котором зафиксирован рост протестов по всей стране в 2017 году. В первом квартале эксперты насчитали 283 протестных мероприятия, во втором — 378, а в третьем — уже 445 разных акций несогласных с чем-то людей. Большинство акций носит неполитический характер, помимо дольщиков в них участвуют, например, люди, которым не выплачивают зарплаты.
Ключевые точки протеста — Москва, Петербург (тут на первом месте — политика), но также и Ростов, Карелия, Свердловская и Новосибирская области. Авторы доклада уверены, что увеличение числа акций — следствие экономического кризиса. Однако с этой оценкой согласны не все эксперты.
Нужно больше золота, милорд
Во-первых, сама градация протестов на социально-экономические и политические в 2017 году (то есть в году предвыборном) очень условная, что делает методику подсчета несколько двусмысленной. К примеру, протестные акции дальнобойщиков первоначально были социально-экономическими, но теперь сами несогласные с «Платоном» водители говорят, что вопрос вышел на другой уровень. «Даже для граждан мы объясняем, что протест против системы «Платон» — это не то, что многие говорят, что мы боремся за свой карман. «Платон» — это уже вопрос политический на самом деле, и он бьет по карману каждого гражданина. Мы стараемся людям это объяснить, что любая нагрузка на нас переходит в конечный продукт. Мы тоже являемся потребителями, наш достаток не растет, мы просто раздаем эти накладные расходы, но сами ходим в эти же магазины и покупаем товары уже по завышенным ценам. Наш социальный протест отчасти стал политическим», — объясняет в разговоре с «Новой» координатор и лидер протестного движения дальнобойщиков Андрей Бажутин.
С другой стороны, те же дольщики в Челябинске свой протест политическим не считают. «Мы протестуем, чтобы решили именно нашу проблему, — говорит Елена Насихова. — Появляются рабочие группы при правительстве, при законодательном собрании. Но толку от этих рабочих групп никакого. Просто все ставят себе галочку «мы работаем с дольщиками». А по факту что сдвинулось? Ничего». При этом серия одиночных пикетов дольщиков прошла в Челябинске перед встречей Владимира Путина и Нурсултана Назарбаева 9 ноября. Но в день приезда президентов все протестные акции дольщики свернули, потому что иначе «нас, скорее всего, будут забирать».
Иными словами, структура протеста не настолько очевидна, как кажется на первый взгляд. Кроме того, показатель роста не позволяет делать далеко идущих выводов. «Эти цифры являются косвенными показателями. Они показывают, что существуют какие-то напряжения, но они совершенно не позволяют судить о том, что протестный тренд будет развиваться и в принципе продолжаться», — говорит политолог Глеб Павловский. Экономист Наталья Зубаревич добавляет: базовых факторов для усиления социально-экономического протеста в принципе нет, поэтому подобные цифры выглядят достаточно странно. «Количество протестующих дольщиков не увеличилось, это те же самые люди выходят, — размышляет Зубаревич в беседе с «Новой». — У дальнобойщиков сетевое сообщество, там возможна любая цепная реакция, но это те же самые протесты по «Платону». Количество людей, которые работают на неполном дне, не выросло. Уровень безработицы тоже не вырос».
Единственной более-менее внятной причиной, по которой возможен всплеск протестных настроений, в том числе и в социальном поле, — это электоральный цикл, говорит Зубаревич: тогда же протесты мигрируют из социальной в политическую плоскость. «Если люди начали шустрее протестовать — они тоже готовятся к выборам, — иронизирует экономист. — Они пытаются кричать не в пустоту, а в надежде, что барин услышит». Это подтверждает и активист группы обманутых дольщиков в Челябинске Елена Насихова. «Когда выборы пройдут, всем на нас будет наплевать, — уверена она. — Это звучит в открытую в Минстрое. Поэтому, естественно, сейчас, перед выборами, мы делаем упор [на протест]: и выходим на улицы, и пишем, и в кабинетах сидим».
«У нас даже было требование отставки правительства, Сейчас мы его отодвинули на задний план и не озвучиваем, — говорит Андрей Бажутин из протестующих дальнобойщиков. — Оно никуда не ушло, просто в 2018 году будут выборы президента. Кабмин так и так будет распущен, заменен, и это требование сейчас не особо актуально. Хотя от этого требования совсем мы не отошли, оно есть». Вообще же все, что происходит с ними и другими протестующими по социально-экономическим вопросам, это и есть «реальная политика», добавляет Бажутин. «А все, что у нас в стране называется «политикой», это просто цирк с политическими клоунами», — говорит он.
После — будет видно
Являются ли эти показатели при всех вопросах к ним сигналом опасности для действующей власти? «После политических выходов на улицы все социальные протесты для власти — это семечки, — констатирует Наталья Зубаревич. — Не думаю, что это будет рассматриваться как серьезная дестабилизирующая история. Просто постараются не допустить расширения протестов. Как с «Платоном» было: блокировали на стоянках, не давали объединиться — стандартные технократические действия по купированию. Локальные протесты для власти не опасны».
Нужно учитывать еще и терпение самого народа, которое за редкими исключениями почти безгранично, что позволяет власти дышать полной грудью. «Протесты, особенно социальные, у нас очень редко создают опасные для власти коалиции, — напоминает Глеб Павловский. — За исключением известного, почти единственного случая с монетизацией льгот, все они локальны. Поэтому протесты показывают (это, так сказать, важный «датчик») на какие-то проблемы, но совершенно не говорят, на какие именно». Правда, сильно расслабляться власти тоже не имеет смысла: люди терпят вещи, которые их сильно раздражают, а потом «взрываются по поводу пустяков», добавляет политолог. «Очень высокое раздражение вызывает постоянный рост штрафной нагрузки на население, — приводит он пример. — Но внешне-то все платят штрафы и не отказываются их платить. Это глубинная причина, а внешне это может выражаться, скажем, в протестах по поводу отмены какого-то трамвайного маршрута».
Конечно, напряжение может и, скорее всего, будет расти. Те же дальнобойщики к 15 декабря обещают всероссийскую акцию протеста — как раз сетевую, а не локальную. «Идет давление со стороны Минтранса, ужесточаются требования, повышаются штрафы по «Платону». Сообщество грузоперевозчиков не принимает эту систему. Это надо понимать», — объясняет Андрей Бажутин. Кроме того, регионы один за другим начали говорить о невозможности выполнения «майских указов» из-за отсутствия денег, что теоретически может повлечь за собой протесты со стороны льготников и пенсионеров. Та же Карелия, первой сказавшая, что казна для «майских указов» пуста, входит и в список ЦЭПР как один из самых протестующих регионов.
Однако невозможность платить не означает автоматического роста протестных акций. К тому же, уточняет Зубаревич, заявлено это было не для усиления волнений, а чтобы выгородить себя: в той же Карелии новый губернатор Парфенчиков, чтобы не быть ответственным за дыры в бюджете, решил публично дистанцироваться от заведомо проигрышных позиций: мол, так уже было, когда я пришел. Вряд ли Кремлю такая огласка понравится, и «горизонтальных [протестных] связей на уровне региональных органов этот режим не допустит», хотя бы до выборов. Правда, и потом расслабиться не получится. «Эти президентские выборы не будут в этом смысле рубежом перехода к покою. Страна вступила в период стратегически сильно растущей нестабильности», — заключает Павловский.
