В Кремле прошла жеребьевка чемпионата мира по футболу 2018 года. Главная тема для обсуждения здесь, конечно, — легкая группа, которая досталась России как принимающей стороне. Но политический сюжет, стоящий за этим событием, совсем в другом. Праздник спорта, разворачивающийся на территории «русского мира», станет последним артефактом нашей прежней эпохи. Той, где страна существовала не в кольце врагов, но была участником «Большой восьмерки». Эпохи, в которой детально обсуждались планы на безвизовый режим с Евросоюзом и даже абстрактные перспективы вступления России в НАТО (или роспуска альянса, т.к. противостоять ему было некому). Времени, когда российская национальная идея заключалась в том, чтобы занять достойное место в глобальном мире. Посмотреть в нем на других, научиться новому и показать себя. Подобная оптика совсем недавно казалась настолько естественной и универсальной, что не замечали ее специально. Дуб — дерево. Россия — наше Отечество. Глобальный мир неизбежен.
Спорт при всей его нынешней коммерциализации, похоже, остается довольно консервативным, он не успевает за бегом идеологий. Так было в 1992 году, когда сборная СССР/СНГ вышла на олимпиаду в Барселоне под белыми олимпийскими флагами (сильнейший политический опыт для тех, кто это наблюдал в прямом эфире). Так происходит сейчас с чемпионатом мира по футболу, право на проведение которого Россия получила в 2010 году, в разгар «медведевской модернизации», на фоне размахивания гаджетами, споров о втором сроке для молодого президента, всеобщей мобилизации чиновников в блогеры, появления «Сколкова». Апофеозом новейшей российской мечты о нормальной жизни стала сочинская Олимпиада с ее драматической церемонией открытия. Последняя через символику русского авангарда и советского универсализма показывала: Россия видит себя великой частью всемирной истории, а не силой, способной эту историю уничтожить.
После Олимпиады началась наша парадоксальная и невротическая изоляция. Люди ставят на заставки своих айфонов коллажи «Не смешите наши Искандеры». Жители больших российских городов, привыкшие к западному образу жизни, бурно поддерживают внешнеполитический курс властей. Министр Лавров в 2014 году сказал, что наши западные партнеры просто не приехали на саммит G8 в Сочи, хотя Россию никто оттуда не исключал. Казалось бы, все к лучшему в этом самом русском из всех возможных миров. И мы, впервые с середины 80-х, показав такую кузькину мать, наконец можем гордиться собой.
Но когда все стены возведены, границы на замке, а пояса туго и патриотично затянуты, возникает неясное пока разочарование. Самоизоляция не исцеляет от желания показать «им», какие мы тут, и хотя бы одним глазом посмотреть, что там у американцев. С одной стороны, мы, конечно, презираем Запад, но с другой — ждем иностранных гостей и обижаемся, если они нас игнорируют.
Похожая ситуация была в СССР, но тогда это хотя бы объяснялось в духе марксизма-ленинизма: мол, есть иностранцы буржуазные, а есть прогрессивные, и вот мнение вторых о нас особенно ценно. Конечно, иностранцы иногда переходили между этими категориями, как, например, случилось с Андре Жидом. Сейчас никакой специальной идеологии нет, а есть только обида и — одновременно — ностальгия по глобальному миру, который мы сами оттолкнули.
В «Сколкове» тем временем отстроены футуристические здания. Люди в хороших костюмах обсуждают блокчейн. Если выйти на улицу, то до парковки придется долго идти пешком во тьме, перепрыгивая через грязь, вдоль заборов и куч с мусором.
