Сам по себе суровый приговор Алексею Улюкаеву мог бы свидетельствовать лишь о том, что судья Лариса Семенова так и не добилась никаких внятных указаний относительно степени его жестокости по линии «судейской вертикали» и в этих условиях предпочла перестраховаться. Но на то, чтобы одновременно избрать для экс-министра другую меру пресечения в виде заключения под стражу, без консультаций с Мосгорсудом судья вряд ли бы решилась.
Оставь она экс-министра до решения апелляционной инстанции под домашним арестом, у судей Мосгорсуда тоже оставался бы выбор между реальным и условным сроком лишения свободы.
Теперь, если в дело не вмешаются какие-то чрезвычайные политические силы (как это однажды случилось в аналогичном случае с Алексеем Навальным), вариантов уже нет: срок может и наверняка в апелляции будет снижен, но условным он не будет.
Видимо, так, в отсутствие более внятных сигналов, судейские чиновники поняли прозвучавшую накануне в ходе пресс-конференции реплику Путина о том, что-де Сечин мог бы в суд, конечно, и приехать («чего здесь такого-то?»), но и никакого нарушения закона в этом нет («насколько я себе это представляю»).
Другие юристы с президентом в этом вопросе могли бы поспорить. Не говоря уж о том, что неоднократное игнорирование Сечиным судебных повесток (то есть закона) после проверки причин неявки могло бы быть интерпретировано и как неуважение к суду и уклонение от дачи свидетельских показаний, отсутствие в законе санкции за такие действия вовсе не тождественно их законности. Судьи эту разницу прекрасно понимают, поэтому и ответ Путина они истолковали не в правовом, а именно в политическом смысле: Сечин «в законе», значит «перебдеть» лучше в сторону ужесточения, а не смягчения наказания поверженному оным.
Между тем тот козырь, который Сечин, так и не появившись в суде, сдал защите, приговором судьи Семеновой отнюдь «не бит». Тут сыграло свою роль и (как бы это назвать?) чрезмерное почтение к Сечину со стороны следствия, которое не решилось провести очную ставку между ним и Улюкаевым. При таких обстоятельствах по правилу, которым ст. 281 УПК («Оглашение показаний потерпевшего и свидетеля») была дополнена два года назад, показания, данные свидетелем на следствии, не могли быть и не были оглашены в суде, а без них нынешний приговор оставляет защите богатые основания для обжалования: достаточных доказательств под ним не собрано.
В России в течение ближайшего времени такие жалобы вряд ли возымеют какое-то действие, но, отмерив Улюкаеву столь жестокое наказание, российская юстиция сняла с него и морально-политическое обязательство не обращаться в Европейский суд по правам человека. В соответствии со статьей 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод
право на справедливое судебной разбирательство гарантируется, в том числе, правом каждого обвиняемого «допрашивать показывающих против него свидетелей» (пункт 3d).
Никакой суд не может истолковать это никак иначе, следовательно…
«Алексей Улюкаев (экс-министр экономического развития) против России» — такое название будет официально присвоено этому кейсу в ЕСПЧ — но когда и если. Года через три-четыре, и если власть не найдет, чем еще напугать экс-министра. А еще, если Россия не выйдет, как она уже грозится, из Совета Европы. И если под соусом рассуждений главы КС Валерия Зорькина (дай бог ему здоровья) о нашем национальном своеобразии Россия как-нибудь не уклонится от исполнения этого (возможного) решения ЕСПЧ. И еще много всяких «если».
Но кое-что уже и без сослагательного наклонения: российская чиновничья и бизнес-элита (что все больше одно и то же) все лучше понимает, что ориентироваться можно только на западное правосудие и вообще на Запад, а в России нет суда, и спасения не будет. Как это скажется на «стабильности» в стране? А это – спросите у Сечина. Если сумеете: судья Семенова не сумела.
