В том архиве есть еще пара сотен фотографий Наташи без одежды. Их Дмитриев делал, чтобы контролировать развитие слабой детдомовской девочки и в случае чего представить опеке доказательства: ее никто не бьет. Ведь однажды бдительные воспитатели в детском саду пожаловались в опеку, что у Наташи синяки. А в действительности это была типографская краска: Дмитриев бережно поставил дочери горчичники через газету.
Все это Дмитриев предельно доходчиво объяснил на допросе в день задержания, 13 декабря 2016 года: «На каком-то из сайтов или тренингов [для приемных родителей], которые я проходил, я прочитал, что нужно иметь фотографии, которые позволяли бы проследить за физическим развитием ребенка. По этим фотографиям можно доказать отсутствие или наличие телесных повреждений. <…> Первое время я старался делать фотографии раз в месяц. За раз я делал несколько фотографий: прямо, боком, со всех сторон, как минимум четыре. Регулярно фотографировал свою приемную дочку в обнаженном виде примерно около 1 года 6 месяцев, после этого стал фотографировать реже, так как понял, что с меня эти фотографии никто не требует».
Поначалу ему хотели инкриминировать даже распространение порнографии. Но выяснилось, что Дмитриев никому фотографии не отправлял и не показывал. В отличие от следствия и телеканала «Россия-24», у которого часть снимков оказалась вскоре после ареста историка. Это многое говорит о характере дела.
Последние 30 лет Юрий Дмитриев занимается поисками мест, где в годы Большого террора казнили тысячи человек.
Зимой по 20 часов в сутки работает с документами, а летом — прежде на зарплату сторожа, а теперь на пенсию — ездит по северо-западу России, выкапывает по лесам черепа с дырочками в затылке, выясняет в архивах — чьи, перезахоранивает, отпевает, издает поминальные списки.
Логика тех, кому он этим своим подвижничеством насолил, очевидна. Обвинить Дмитриева в самом грязном — сексуальном развращении малолетки — значит обесценить и все его дела (к слову, незадолго до его ареста в Карелии пошла информационная волна, что в урочище Сандармох, где Дмитриев обнаружил останки более 9 тысяч расстрелянных, якобы могут быть захоронены не жертвы сталинских репрессий, а советские военнопленные, замученные финнами).
Они думали, что если его посадить, он перестанет копать наше черное прошлое. Но уголовное дело Дмитриева только вывело на новый уровень дискуссию о деле его жизни — памяти о репрессиях. И даже из СИЗО, где он провел больше года, Дмитриев раздавал задания знакомым журналистам.
Они думали, что от старика отвернутся все его родные, коллеги и друзья — и ошиблись. За полтора года следствия и суда Дмитриев обзавелся еще большим их количеством. Посмотрите.
Дмитриев. Жизнь до и во время процесса
В материале использованы фотографии из группы «Дело Дмитриева» в фейсбуке.
Все публикации «Новой газеты» об историке — тут.
