В Екатеринбурге погиб Максим Бородин, журналист-расследователь, писавший на острые темы. Он выпал из окна своей квартиры на пятом этаже; через три дня, не приходя в сознание, умер.
На другого екатеринбургского журналиста неизвестные напали у подъезда его дома. Били сзади, арматурой. В результате — ушибы и сотрясение головного мозга, сломано ребро. Дмитрий Полянин — главный редактор «Областной газеты», по сути, губернаторского официоза — в тяжелом состоянии доставлен в больницу. По словам самого Полянина, действия преступников похожи на нападения, описанные в материале его газеты «Это очень похоже на терроризм» — о борьбе за передел рынка ЖКХ между полукриминальными управляющими компаниями в Екатеринбурге.
В пресс-службе областного полицейского главка сообщили, что возбуждено уголовное дело по статье УК «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью». У органов следствия пока нет объективных данных о том, что нападение на главного редактора «Областной газеты» могло быть связано с профессиональной деятельностью журналиста. Однако эта версия проверяется в числе остальных, сообщил руководитель пресс-службы следственного управления СКР по Свердловской области Александр Шульга.
Дмитрия я хорошо знаю, мы добрые товарищи уже не первое десятилетие, и я рад сообщить, что его жизнь сейчас вне опасности.
Что же касается гибели Бородина, то общественное мнение, в отличие от правоохранителей, свой вердикт уже вынесло: его убили. И даже ясно — за что: Максим в свое время писал о смерти в Сирии трех уральцев, бойцов «Группы Вагнера». Мои екатеринбургские товарищи, правда, осторожно замечают, что на эту тему выступал не один он.
Совершенно естественно, что все оценки Бородина как журналиста сейчас комплиментарны или уклончивы. Но все же рискну привести точку зрения человека, близко знавшего Максима. Это — Леонид Волков, начальник штаба Навального:
«Больно читать бесконечные перепосты про «загадочно погибшего в Екатеринбурге журналиста, расследовавшего деятельность «ЧВК Вагнера». Прямо видно, как нарастает снежный ком слухов и пересказов, превращая трагическую историю Макса Бородина в очередное «злодеяние режима».
Я Макса знал очень хорошо. Он — прирожденный журналист-расследователь. Ему нравилось добывать информацию, копаться в ней, выискивать связи, «показывать то, что скрыто». При этом «прирожденный» — не значит «отличный»; его выводы часто были поспешными, связи — неподтвержденными. За ним надо было перепроверять. Но он очень хотел работать, хотел работать лучше и рос.
Он был человеком непростым, ершистым. Не соблюдал режим, скажем так. В последние годы его очень мучила неустроенность, он метался: работал в маленьких СМИ и в совсем маленьких СМИ, интересные ему темы вряд ли кому-то были интересны.
История Максима Бородина — это не о нем одном. Не о том, как режим точечно убивает журналиста, который пишет на неудобные темы. Нет. Это история о том, как в его лице режим убивает тысячи журналистов (социологов, политологов, юристов, экономистов), лишая их любой перспективы, вынуждая их ежедневно выбирать между честью и куском хлеба. И вот еще один пьющий журналист в пустых стенах бедной квартиры видит свет только за низкими перилами балкона…
Одним словом, я бы повременил с размашистыми выводами. И даже предложил бы подождать, что скажет следствие».
Однажды, в связи с очередными нападениями на журналистов, была озвучена инициатива: внести изменения в Уголовный кодекс и за преступления такого рода резко увеличить санкцию — вплоть до пожизненного заключения. Потому что общественная функция журналиста высока и ответственна, потому что журналист — это глаза и уши общества, и общество обязано защищать свои глаза и уши.
Кстати сказать, в России за последние 30 лет убито более 350 моих коллег — больше убивают разве что на Филиппинах, в Мексике да в Алжире.
И все эти дела «ставятся на контроль» в самых высоких инстанциях, а потом их тихо закрывают.
Помню, летом 2010 года в Москве гостила делегация правозащитников из Нью-Йорка. Ее принимали на самом высоком уровне, и лично председатель Следственного комитета докладывал гостям о том, как идет расследование самых громких «журналистских» дел. Оказалось, практически все они, по сути, завершены или на грани завершения. И по Политковской, и по Эстемировой, и по Щекочихину, и по Бекетову… Воодушевленные американцы, вернувшись на родину, составили радужный отчет о своей поездке.
Их обманули. Дело об убийстве Эстемировой ни на шаг с той поры не сдвинулось, заказчики убийства Политковской так и не названы, дела Щекочихина и Бекетова, сразу после отъезда американцев были в очередной раз закрыты.
…А сейчас в Екатеринбурге руководитель местного Союза журналистов поначалу отказался предоставить для прощания с Максимом Бородиным областной дом журналиста, потом, правда, поправился, сказал, что его не так поняли, он просто считает, что прощание логичнее проводить в редакции.
Павел Гутионтов
Несвободное падение
Во дворе на ул. Восточной, 38, где с самого детства жил Максим Бородин, вечером малолюдно. Из встреченных мною жителей дома вспомнил его только парень, который всю жизнь прожил в соседнем подъезде. О смерти Максима он впервые услышал от меня.
— Как умер? — изумился Александр. — Я не слышал об этом. И полиция к нам с опросами не приходила.
О том, что полиция в их квартиры не стучала и не звонила, говорят все, кого я встречаю у подъезда Максима.
— Не, журналист у нас не погибал, — уверенно говорит Василий из соседнего дома. — Алкаш какой-то с балкона скинулся.
— А почему вы решили, что это алкаш?
— Так менты же сказали, что пьяный. Вывалился прямо с балкона в рубашке и трусах… Его на скорой в больницу увезли.
Чтобы понять, что случилось с Максимом, я попыталась восстановить хронологию последних дней его жизни. Итак, дня за три до роковых событий он, находясь в редакции, сказал Полине Румянцевой, главному редактору ИА «Новый день», что за офисом и за ним лично ведется наружное наблюдение, якобы он видел «хвост».
— Я сразу обратилась к охране здания, чтобы они были наготове, — говорит Полина Румянцева. — Сама я ничего подозрительного не заметила. Максу сказала, что нужно обратиться в полицию.
Но Максим в полицию не пошел. Беспечность его можно объяснить лишь одним: около двух недель назад он уволился из агентства, так как нашел работу в Москве. Он доделывал последние бумажные дела на работе и вообще был на подъеме — в будущем обозначились перемены: новая работа и женитьба.
11 апреля в пять часов утра Максим Бородин неожиданно позвонил через мессенджер фейсбука Вячеславу Башкову, бывшему члену ОНК по Свердловской области.
— Обеспокоенным голосом Максим сообщил, что его обложили силовики, на балконе человек с оружием, а на лестничной площадке люди в камуфляже и масках, — рассказал Вячеслав Башков. — Он предположил, что в кратчайшее время к нему вломятся с обыском. Ему нужен был адвокат, с этим он и позвонил. Голос у Макса был встревоженный, но не истеричный, не пьяный.
В поисках адвоката пролетел час. Снова раздался звонок от Максима, он виноватым голосом сказал, что ошибся (видимо, какие-то учения), и извинился… Судя по всему, это был последний разговор Максима с кем-то из знакомых.
А спустя сутки — шокирующая новость: Максим выпал с балкона. 15 апреля он умер, не приходя в сознание.
— По факту смерти представителя СМИ следственным отделом по Кировскому району города Екатеринбурга СК России по Свердловской области организовано проведение доследственной проверки, — сообщили в СК. — В ходе проверки принимаются меры к установлению и опросу возможных очевидцев происшествия, а также к опросу знакомых погибшего, выясняется точная причина смерти, для чего будет проведено соответствующее исследование. Проверяются несколько версий случившегося, в том числе не исключается несчастный случай.
Тут же в соцсетях появился вброс о том, что Бородин был пьян. Медицинская экспертиза опровергает эти данные: в крови журналиста ни алкоголя, ни наркотиков не обнаружено. Звучала и версия самоубийства. Но предсмертной записки Максим не оставил.
Гибель Бородина всколыхнула профессиональное сообщество. Главный редактор «Нового дня» обратилась в Свердловский творческий союз журналистов. Полина Румянцева попросила организовать на базе дома журналистов прощание с Бородиным, на что ей ответили отказом — нет технической возможности. Председатель союза даже не разрешил разместить здесь портрет журналиста, чтобы люди могли прийти и поклониться. Когда некоторые журналисты заявили о выходе из союза, отказ был пересмотрен.
— В среду коллеги Бородина установят на территории Дома журналистов импровизированный мемориал, портрет и стол со свечами, — пояснил Александр Левин, председатель союза, — здесь можно будет почтить память молодого Максима. Я звонил в разные структуры с просьбой провести тщательное расследование и выяснить истинную причину гибели молодого человека. Впрочем, как меня заверил Валерий Горелых, руководитель пресс-группы ГУВД Свердловской области, в этой истории криминала нет.
Перечитывая снова и снова статьи Максима, я не вижу в них повода для убийства журналиста. В конце концов, о гибели в Сирии наемников с Урала сообщали многие СМИ.
— Максиму звонили казаки, все просили, чтобы он назвал, кто из их рядов является его источником информации, — вспоминает Полина Румянцева. — А этого тайного источника не было. Все, что он писал, подтверждалось открытыми источниками.
Это правда. В его текстах эти источники указаны.
