Ее совершенно невозможно описать тем, кто ее не знал.
Она была очень доброй. Ласковой — про кого еще я так скажу. И очень жесткой, когда дело доходило до работы. Реальным тираном. Я ни разу не слышала, как она поднимает голос. Она всем сочувствовала, всех любила. Она была беспощадна в своей наблюдательности и решительна в творчестве. Я не знаю, была ли у нее жизнь, кроме театра, вне театра. Театр.doc — это была она.
Еще она была очень красивой — южной, мягкой, грузинской красотой. С ней было хорошо сидеть рядом. Тепло.
Она читала лекции в нашей режиссерской школе. Потом, в самые черные дни, когда я пыталась восстановиться после травмы в Беслане, она написала мне: «Хочется что-то сделать». А что можно сделать тут вообще? Но она была настойчива. Она забрала все аудиозаписи из командировки, заставила меня писать и сделала пьесу. Собрала актеров, раскрутила колесо. Так появилась «Новая Антигона» — пьеса про суд над бесланскими мамами, которые осмелились требовать ответов и называть виновных. И их голоса зазвучали с такой мощью, что зрители начинали кричать после спектакля: «Что делать-то?»
В какой-то момент она перестала ходить на репетиции. Сломала ногу, посыпалось остальное здоровье. Я обижалась и злилась. И однажды она приехала. Отыграли спектакль, вышли на улицу. Она упала в обморок прямо перед театром.
Последние разы, когда мы виделись, она лежала. «Руковожу театром из кровати», — смеялась, пила кофе из маленьких чашечек. Кровать была больше похожа на трон и обложена книгами и бумагами — она писала, она ставила пьесы, она разбиралась в сложных обстоятельствах жизни актеров, воевала за театр. Она была очень уставшей, но все ее веселило. Ее интересовала любая жизнь, она всегда требовала деталей. Мы договорились вместе писать пьесу. «Я вас все равно дожму, — с нежнейшей улыбкой говорила она. — Вытрясу. Так что вы уж лучше работайте».
Вот как рассказать, как она смеялась?
Ее спектакль «Война близко». Самое честное, что я видела на сцене про войну вообще. Сплетен из трех текстовых массивов — дневник луганского предпринимателя, который внезапно оказывается посреди ада, монолог про сирийскую химическую атаку и уголовное дело Сенцова. Она поставила спектакль про «Болотное дело». Поставила пьесу «Правозащитники» — как они вообще живут, и очень с ней мучилась, спектакль долго выкристаллизовывался. Она поставила «Разорвите нашу связь» — про маму и приемную дочь, уничтожающих друг друга. «150 причин не защищать родину» — про падение Константинополя. Ну как — Константинополя.
Она старалась делать слышимыми голоса женщин. «Когда мужчины все погибнут, женщинам остается рассказывать».
Ее Театр.doc. бесконечно переезжает между московскими подвалами, вычеркнут из всех государственных программ, пожарные, полицейские и фээсбэшники наносят визиты, а Гремина ходит на беседы в прокуратуру. Она, директор, юридически ответственна за театр и личностно — за бесстрашие всех, от актера до уборщицы. Театр, который в совершенно других отношениях с реальностью. Тесных, теснее некуда. Театр, который берет куски живой жизни и заставляет нас — мягко, как она умела — не отворачиваться, а смотреть. Который одинаково сосредоточен на том, что было и что происходит сейчас, — не прикрывая страх «классикой». «Сейчас не время эзопова языка, надо называть вещи их именами». Она создала его в 2002 году — вместе с режиссером и мужем Михаилом Угаровым. Угаров ушел 1 апреля. Елена пережила его на 46 дней.
Зарема Заудинова, ученица обоих, пишет: «Театр.doc будет сохранен любой ценой». Театр, кстати, опять выселяют.
Мы должны встать и помочь.
