Не успел футбольный мячик улететь, как Москва праздничная преобразилась. Затосковала. Помрачнели лица полицейских. Возобновила свою работу в привычном «строгом режиме» машина правосудия. Как тут не вспомнить «Того самого Мюнхгаузена»: «Сначала намечались торжества, потом аресты; потом решили совместить».
Немолодые родители Софьи Апфельбуам привычно прижимаются к стене в коридоре Басманного суда. Ходят сюда, как на работу. В отпуск уезжать отказываются. Просвета в деле не видно. Хотя, судя по всему, причин для содержания фигурантов под домашним арестом нет. Защита просила судью отпустить Серебренникова под залог в размере, установленным судом. Сам режиссер, отвечая на вопрос судьи о залоге в размере 63 миллионов рублей, сказал: «У меня этих денег нет, но если адвокат знает, где их взять — то прекрасно». Адвокат Апфельбаум Ирина Поверинова просила суд избрать меру пресечения в виде подписки о невыезде. Увы…
Есть в подобных судебных действах любопытная подробность. Адвокаты и подсудимые говорят ясно. Сторона обвинения – очень быстро, неслышно. Словно зуд мухи. Причем, стоит следователю или прокурору выйти в коридор, у него немедленно обнаруживается и дикция неплохая, и голос звучный. Но, увы, какова роль, таковы и ее мушиные правила.
Обналичивание – не хорошо, но это не хищение.
Серебренников относительно недавно поставил в «Гоголь-центре» «Кафку» — пророческий спектакль, в котором автор сплетался со своими героями в одном кошмаре антиутопии. На суде режиссер сказал:
«Ваша честь! Мы заканчиваем ознакомление с делом и все то, что мы вычитали в этом деле, только подтверждает полный бред происходящего. Моя защита заявила более тридцати ходатайств о проведении следственных действий, направленных на установление того, куда тратились наличные деньги на «Платформе». Но следствию, оказывается, совершенно неинтересно это узнавать! Мы уже начали получать отказы в удовлетворении своих ходатайств. Чтобы Вам было понятно: мы, например, просили следствие допросить всех сотрудников «Седьмой Студии» и выяснить, каким образом им платилась зарплата. И нам в этом отказали!».
Следствие, по его мнению, не представило никаких доказательств вины: «Даже показания Масляевой не подтверждают, что мы что-то украли… И на основании абсурдных обвинений, этого беззакония меня лишили свободы»
Позиция следствия, как объясняют Серебренников и его адвокат Харитонов, сводится к следующему: «Сначала мы, по мнению следствия, украли денежные средства, а потом на эти деньги три года проводили огромный проект «Платформа».
Фактически все дело свелось к формуле «Обналичили деньги». Об этом говорит на допросах и сама бывший бухгалтер Масляева. Не о том, что деньги планировалось похищать, а — минимизировать налоги, меньше тратить. И надо бы следствию исследовать историю про налоги, проверять хозяйственную деятельность «Платформы»: сколько и кому выплачены зарплаты в кассе, какие материалы для спектаклей куплены. Какие декорации заказаны.
Но следствие с упорством, достойным лучшего применения, отказывается исследовать эти факты. Словно боится сделать шаг в сторону от заранее написанного сценария, в финале которого маячит приговор художественному руководителя театра, не имеющему отношения к хозяйственной деятельности за проект… который состоялся. За проект, номинированный, награжденный, поощренный тем самым Министерством культуры, которое сейчас внезапно почувствовало себя сильно потерпевшим.
«Я не хочу никого убедить в том, что обналичивание средств это хорошо, — говорит Кирилл Серебренников. — Не собираюсь оценивать, каким образом действовала Масляева. В том, что такой человек оказался включенным в деятельность «Платформы», есть и моя вина. Но нет никаких сомнений, что эти обналиченные деньги строго учитывались, выдавались на конкретные проекты. Все это очевидно и следователям. Они придумали эту фантастическую формулу, чтобы оправдать мое нахождение в течение девяти месяцев под домашним арестом. Оснований заключать меня под арест в августе 17-го года не было, просто так захотелось следствию».
Адвокат Поверинова по-своему описала судебную пьесу в духе Кафки. Вспомнила, как была помещена под арест бухгалтер Масляева, признавшаяся, что действительно украла деньги. Как по мере ее содержания в изоляторе, бурно развивалась ее фантазия. Как в этот фантастический мутный поток втягивали людей не виновных:
«Видимо ради того, что бы разделаться с Серебренниковым, приляпывали допросы бессовестных и неумных людей, которые никогда Софью в глаза не видели. Но они рассказывали, что она плавала на каких-то пароходах, была чьей-то любовницей».
Безумное судебное чаепитие вприкуску в бредом продолжается. Единственный, кто чувствует себя спокойно – признавшая вину и оговорившая бывших коллег Нина Масляева.
Следствие страшно спешит (Серебренникова уже ограничили по времени в ознакомлении с делом), будто опасается, что вскроются еще какие-то факты, обстоятельства «театрального дела», и трудно будет прийти к предсказуемому результату. Но уже сегодня, в суде есть ощущение, что наказание грядет и без преступления.
А собственно, почему грядет? Люди уже месяцами лишены свободы. Возможности работать. Нормально жить. А система не привыкла признавать ошибки.
В день суда и накануне — на крупнейшем театральном фестивале в Авиньоне состоялись акции в поддержку Кирилла Серебренникова. Ему посвящен спектакль «Для Кирилла». Здесь же показали фильм «Лето», отмеченный одной из премий на Каннском фестивале. Кирилл благодарил «всех кто поддерживает меня и моих товарищей по несчастью». Увы, свою благодарственную речь режиссер с мировым именем произносил не в каннском зале «Люмьер» и не в авиньонском саду «Чеккано». А в тесном и душном зале Басманного суда.
Лариса Малюкова — «Новая», Иван Бочаров — специально для «Новой»
P.S.
