К началу нулевых все было порушено, пустота. Если что и происходило, то точечно, но фактически связей между нашими странами не было. Близкие отношения начались с 2004 года, с проекта «Малый шелковый путь», инициированного журналом «Октябрь». Финансировал его кто-то из грузинских бизнесменов, живущих в Москве. Тогда все и перезнакомились. И с тех пор каждый год, а иногда и чаще ездили друг к другу на фестивали. Один из самых крупных проводил с 2007-го в Тбилиси Николай Свентицкий, директор русского театра имени Грибоедова и «Русского клуба». На деньги грузинских бизнесменов опять же. Инициативы практически всегда были частные, государство в этом не принимало участия.
Я был в Грузии в июле 2008-го, за полторы недели до известных событий. В воздухе пахло прокаленным железом и озоном. Я только потом понял, что это запах войны. А уже в начале сентября мы устроили в Москве акцию солидарности, читали стихи грузинских поэтов на «Красном Октябре». Через год в театре «Практика» Майя Мамаладзе провела вечер грузинской поэзии. Достаточно смелые шаги по тем временам. В первые месяцы после войны была откровенная антигрузинская истерия. Потом она сошла на нет, слава богу.
Пытались вызывать сюда грузинских друзей, но наталкивались на серьезные трудности. Не знаю, правда это или нет, но мне говорили, что какие-то люди в нашем консульстве просят около тысячи долларов за российскую визу. В то время как нашим визы вклеивали в аэропорту, а потом вообще отменили. Привезти поэтов нам тогда все-таки удалось. Запросили Минкульт, те — МИД, оттуда, видимо, команда пошла в консульство, и визы дали. Но процедура эта очень долгая и тяжелая. Именно поэтому к нам так редко приезжают оттуда.
После войны я продолжал ездить в Тбилиси, хотя и чувствовал, что отношение к нам изменилось. Грузины принимают тебя как гостя в любом случае, но кошка между нами пробежала, это было всем ясно. И мы решили не говорить о политике, только о поэзии. Сделали вид, что ничего не произошло. А что оставалось? Переругаться?
Все эти годы мы переводили друг друга, хотя издавать удавалось немногое. Главное, что вышло — переиздания романов Отара Чиладзе и «Антология новой грузинской поэзии», изданная в «ОГИ». Подборки грузинских поэтов печатались почти во всех толстых журналах: «Октябрь», «Дружба народов», «Новый мир», «Звезда». Но мы же понимаем, какая это узкая аудитория. А никакого масштабного издательского проекта, связанного с Грузией, не было и не предвидится, насколько я знаю. Никакой государственной культурной политики в этом отношении нет.
На грузинском языке существует Бродский в переводах Бату Данелия, Вахушти Котетишвили, Давида Цередиани, Ираклия Сургуладзе, Пелевин в переводе Шота Иаташвили, Сорокин и Акунин — не знаю в чьих. Но вообще переводят мало. Страна маленькая и тиражи. В книжных магазинах Тбилиси современной русской литературы я не видел вообще. На развалах — да, она есть.
Надо учитывать, что Грузия — европейски ориентированная страна. Русская литература для них — одна из. Наряду с немецкой, французской, англо-американской. Вся интеллигенция говорит по-английски, путешествует по миру. Все без исключения поэты, которых я знаю, переводили немцев, французов, американцев — и, да, в том числе наших. Условно говоря, Рильке, Элюар, Паунд, Керуак, Пастернак. Так что приоритета у нас нет и режима наибольшего благоприятствования тоже нет.
В то же время наши литературные связи с Грузией, хоть и держатся исключительно на личных контактах, одни из самых теплых. Во всех бывших советских республиках, за исключением, может быть, Армении, ситуация хуже. Культурные связи порушены, контакты или отсутствуют, или почти отсутствуют. Выжженная земля. На этом фоне Грузия выглядит как оазис.
