На восемьдесят пятом году жизни позвонил из Парижа Отар Иоселиани, два года назад закончивший очередной выдающийся (я пишу) фильм «Зимняя песня» и теперь работающий над оцифровкой и переозвучанием всего своего богатства, и посетовал, что ему ничего не хочется делать. Разве что иной раз выпить рюмочку, другую кальвадоса.

— И не делай! — Говорю с радостью. Мол, не мне одному. — Надо лениться! Это мучительно, но другого выхода нет.

Лениться — это не то чтобы бездельничать. Напротив, ты занят серьезным делом, таким же трудным, как любая другая, отбирающая силы, работа. Только результат у нее отдаленный. Лень не вызывает зависти у соперников по жизни, потому что ее мало кто воспринимает как успех. Меж тем, как правило, она добавляет к твоему образу черты приличные часто недостижимого ранее достоинства. Она — настоящее искусство жизни, поскольку в ней отсутствует состязательный момент. То есть не карьера, не спорт, которыми можно похвастаться в определенном кругу.

И она почти абсолютна. Согласитесь, звучит странно: Сидоров ленивей Собакина. Это значит, что ни один из них не достиг совершенства и оба находятся в процессе, который в любой момент может оборвать слабая воля героев, случайно попавших в театр и оказавшихся под влиянием чеховских персонажей, значительной частью идейных бездельников, постоянно мечтающих о труде, то есть об участии в производительной, а следовательно, и общественной жизни. (А там, глядишь, недалеко докатиться и до политических гадостей, хоть бы и на уездном уровне.)

Лень же часто нравственно защищает счастливого обладателя этого (дара) чуда. Не был бы ленив — совершил бы ошибку, а возможно даже, сподличал. А так, поленился поднять руку, и не вызвали тебя к доске для вранья, поддержки того, во что не веришь, или, не приведи господи, оговора. Поленился, и продолжаешь слыть пристойным человеком.

Или в искусстве: работал, как от тебя ждали, и снял много фильмов, среди которых случилось несколько хороших, или книг написал полку, или спектаклей наставил — не сочтешь. А не чувствовал бы зуда активной деятельности, а только угрызения совести оттого, что лениво и мало работаешь, глядишь, только ласковые для ума и сердца произведения и создал бы.

Скажи, читатель, зачем же так много снимать, писать и ставить, если среди множества попыток лишь отдельные выражают твой талант, дар, труд. Кстати, труд вовсе не мешает лени. Он просто проявляет ее, как фотографический раствор пластинку. Осуществи на бумаге, холсте, экране, сцене те самые редкие в твоем творчестве шедевры, а остальное время ленись. Не заполняй всю жизнь работой. Освободись. У тебя нет миссии. Для миссии на всех хватит Одного.

Лентяй почти всегда человек пусть хоть умеренного, но приличия. Потому что творить гадость, плести интриги и тратить усилия на другие негодные вещи тоже лень. А видели вы хоть раз ленивого диктатора или крупного политического деятеля. Даже в Думе при необычайном количестве бездельников лентяев почти нет. (Слово «почти» я написал, чтобы не обидеть какую-то особь, скрывающую свои достоинства из скромности.) А ленивый злодей? Это персонаж из мультфильма.

Отар Иоселиани был обрадован поддержкой как разумный человек, ставший на путь умаления усилий во имя свободной и спасительной мысли о не такой уж необходимости ежедневного труда. (Точнее, об умалении мысли про этот самый труд.)

Но на реального ленивца должен быть спрос. Потому что: не нужен — не значит свободен. Свободен тот, кто преодолевает покорность обществу как заинтересованному (а на самом деле совершенно безразличному и лживому) работодателю. Свободный — востребован. Да хоть самим собой.

Вольное время, часто образуемое ленью, и есть благоприятная среда, достигнутая здравствующим человеком во имя радости, фантазии и озарения открытий.

Время нездорового занято болезнью, ему некогда лениться. По этой же причине от постоянной заботы о продлении жизни наступает старость. От отсутствия лени человек ветшает. Лень надо беречь.

Впрочем, занедуживший, игнорирующий признаки болезни (ну не сердечной, конечно), не безнадежен. Он способен к лени, потому что лечение представляется ему работой, от которой недурно бы откосить… Еще хуже: недуг порождает обязательства лечиться. Обязательства — это невыносимо.

Ленивый человек, даже обладающий хорошей памятью, способен забывать обиды, ему нанесенные, потому что ответ на них требует усилий, которые того не стоят. Но они в нем дремлют, и, если ему лень идти на тягостное веселье или в обязывающее присутствие, наш брат может вяло и беззлобно вспомнить обидный случай, чтобы, использовав повод, немедля его забыть.

В то время как свои неточные действия по отношению к другим ленивец помнит всегда. Они его мучают, и поэтому он старается никого не обижать, исключительно чтобы не отягощать свою совесть и не тратить усилия на поиски путей исправления ситуации.

Хотя душевные мучения и являются условием существования пользователя лени, однако собственные ошибки (по умыслу или случайно) мешают комфортному занятию ничем. Впрочем, они волнами то набегают на ранимую душу, то откатывают, смывая следы сомнений. На то и волны.

Ленивцы, как и трудофилы, неоднородны. Работа и лень смешиваются в человеке, как спирт и вода (там же), в любых пропорциях, и бывает, что хороший человек, наоборот, любит работать.

Когда-то, еще до его всемирной славы, я спросил Дмитрия Быкова с надеждой (потому что он мне очень нравится), ленивый ли он человек. Быков решительно сказал — нет! И сообщил, что любит работать.

Простим его. Он в пути.

Знаю и другие примеры достойных тружеников, но отступаться от своей теории и защищать ее не буду. Лень.