Этого человека зовут Юра Рост.
На первой в своей жизни школьной линейке третьего сентября он вышел из строя.
Он был торжественно одет в светлый пиджачок, белую рубашку, и в руках у него был маленький, как теперь принято, красивый букет.
До этого момента он не знал, что есть строй и что в этом строю ему отведено место. Он не вполне понимал, почему должен стоять, где его поставили, а не выбирать сам.
Он вышел из строя без вызова. Просто хотел посмотреть, кто он теперь: целое или часть? А если часть, то чего?
Учительница мягко поправила равнение, определив Юру Роста в колонну первоклассников, и повела в школу. Он оглянулся на провожающих (а как иначе скажешь?) и на прощание помахал маме рукой. Не знаю, мол, вернусь из строя или теперь будет такая жизнь.
С первых дней он отстаивал («не хочу-не буду») свою отдельность. Как умел, боролся, чтобы его воспринимали не как часть мамы или папы, а маленькую, стремительно набирающую собственный опыт личность.
Преодолев шок появления, он с обретением сознания и речи стал вить собственное гнездо, сопротивляясь защищающему, но порой и усредняющему укладу семьи. И вот теперь его опять ставят в строй, и ему надо отвоевывать право вываливаться из него.
Незаметно для себя, не имея ничего в замыслах, кроме радости свободной жизни, вышедший из строя становится оппонентом системы разных строев, из которых скроено современное наше общество. Поэтому для этого самого общества лучше ребенка поправить в начале пути.
Не то может вырасти инако ощущающим себя, а то и гражданином.
А может и не вырасти.
В этот раз я привел в школу внука, а сорок лет назад такая же история была с его отцом. Мальчик был жизнерадостный и, обладая природным юмором, беспрерывно комментировал происходящее в школе и вне ее и первым радостно смеялся своим шуткам.
Перед каникулами четверти я пришел в школу в надежде получить хорошую родительскую оценку. Тщеславие по поводу успехов детей — неуемно.
Учительница вывела меня в коридор и трагическим голосом произнесла приговор:
— Ваш сын — конченый человек!
Она хотела, чтоб он был похож на каких-то всех. Я хотел, чтоб он был похож на какого-то меня. А он вырос похожим на себя, пристойным и добрым, несмотря на приговор сорокалетней давности.
Теперь внук с философской грустью в этот радостный для всех день сел за парту. Пусть. У него свое представление о радости.
Однажды я приехал в образовательный центр Евгения Ямбурга. Едва припарковался, как ко мне подошли два мальчишки класса так из четвертого. У одного в руке был бутерброд.
— Господин водитель! — обратился он ко мне. — Не подбросите ли нас до метро «Черемушки»?.. За бутерброд. Только я немного откусил.
И обнявшись и покатываясь со смеху, они пошли мимо памятника Булату Окуджаве в школу.
Я хотел бы, чтобы одним из них был мой внук.
P.S.
