Едва ли не самая чуткая и неожиданная работа «Митина любовь»по рассказу Бориса Шергина. Углем рисованная в духе многоярусной живописи наивного авангардиста Павла Леонова. У великовозрастного корабельного мастера Мити — уши нараспашку — до 25 лет с дамами дальше чая-кофе не складывалось. Пока случайно не встретил Марью Ивановну — всю такую гладкую, как ему надо. Ветер ее принес ему на голову, вместе с шляпкой и муфточкой. Лови! И вот уже, как культурные люди, в театре сидят — смотрят «Грозу».

Страстным мужским голосом Катерина мечтает вылететь из темного царства, как птица. Как птица, и Марья Ивановна взметнулась-улетела, и пришлось Мите искать ее. Среди референсов фильма, озвученного музыкой Скрябина, — наивная живопись, работы Ларионова и Гончаровой и даже рисунки Пушкина. В самой истории, рассказанной с простодушием и печалью, абсурд растворен в поэзии, текучесть шергинской речи затушевана шероховатым, неказистым, взволнованным угольным рисунком. Как говаривал Шергин: «Все хениальное просто!»

Что может стать темой, вдохновившей анимационного художника? Всё! Не подумайте, что я приукрашиваю. Пробраться внутрь капли. Нащупать темноту. Реанимировать бурную жизнь местечка. В фильме Алексея Туркуса (и его ушедшего соавтора Алексея Шелманова) «Суета сует»не просто рассказывается любовная история, но кажется, к жизни призвана погибшая культура европейского еврейства, смытая погромами и кровью ХХ века. «Суета сует» связана из впечатлений от работ Шагала, Шолом-Алейхема, Зингера, Бабеля.

Сюжет мультфильма способен кружиться в водовороте сознания — тоска мечется, превращаясь в пушистую серую птицу («Однажды на полях скуки»). И даже в носу («ОО»Ох Соро), захваченном врасплох простудой, которая взрывается огненным вулканом, изливается водопадом — из грозного потока вряд ли выплыть крошечному обладателю громадного носа. В пластилиновом сне — мысли и чувства набегают друг на друга волнами («Быстрый сон»).

Игровому кино поэзия противится, выскальзывает между кадрами, осыпается словами. В анимации одушевленное слово обретает цвет, запах, текучую форму. Как во французском проекте на стихи Клода Руа. Жан-Батист Пельтье — хрупкий юноша, походящий на Рембо, продемонстрировал изменчивую картину «Закрытого окна»: за стеклом ежесекундно бежит жизнь: сиюминутность бренного мира воочию. Наташа Чернышева зарисовала блуждания рая («Потерянный сад»), который ищет, где приткнуться — пить солнце, цвести. Увы, в урбанистском мире сад никому не нужен. Так и скитается неприкаянный (за чудо визуальной поэзии фильм получил эскиз Тонино Гуэрра из рук Лоры Гуэрра).

Героем анимационной картины оказывается автомобильный гудок, терроризирующий город: он может задавить, облить, поглотить, удивить, удавить («Гудок»). Или яйцо — идеальная форма которого не оставит равнодушными приверженцев гармонии и красоты («Яйцо»). Однорукий кофеварочный автомат («Что еще»). Или скука, вползшая в отношения между мужем и женой («Однажды на полях скуки»). А еще младшая сестренка, о которой так живо вспоминает герой китайского фильма «Сестра», и только в финале выясняется, что эта веселая шалунья так и не была рождена из-за закона, ограничивающего рождаемость. Лихо смотрятся «Герои» — пародия на американский патетический экшн. Торжественная музыка, клишированные истерические воззвания: «Вместе мы победим! За нашими спинами наши жены! Эта битва будет последней и принесет нам славу!» Эти девизы произносят пальцы с нарисованными рожицами. Сама же битва, представляющая армреслинг, приносит им жестокое поражение. После титров вместо подписи автора — его отпечаток пальца (фильм аргентинца Хуана Пабло Зарамеллы).

Малыш бросает монетку в аппарат по подъему солнца для того, чтобы день родился, попил чаю, прожил целую жизнь, проводил в иной мир старушку и уснул вместе с уплывшим в море длинноногим светилом (изящно и просто придуманная и филигранно нарисованная притча «Теория заката»).

Среди моих любимых — «Пять минут до моря», волшебство монтажа прозы и поэзии. Мама не отпускает девочку купаться — надо подождать пять минут, чтобы не простудиться. А вокруг разноцветный шумный мир: мяч выпрыгивает из волны, крокодил надувается, часовые стрелки сбегают с циферблата, арбузы с фиолетовыми корками призывают алой мякотью. Акварель, воздух, солнце. И два старика медленно входят в воду. Она поливает его из полиэтиленового пакета, бережно сняв полотенце с плеч. Старик клонится к воде — и растворяется в море, рассыпается стаей рыбок, сквозь которые проплывет-пролетит быстрая девочка, которой наконец-то разрешили купаться. Пляжная зарисовка, за которой — симфония отношений, звуков, соцветий. Жизни — смерти (приз зрительских симпатий).

«Стол»Евгения Бойцова тоже в каком-то смысле притча о проигрыше хорошего прекрасному. Остро заточенная графика (вспомнится и «Фильм, фильм, фильм» Хитрука, и виртуозные скетчи Сола Стейнберга). Кино про столяра, который мечтает допилить свой рукодельный стол до совершенства. Так и улучшает без устали форму… пока стол не превращается в огрызок на ножке и становится инсталляцией в музее современного искусства.

Анимация умеет невозможное. Поймать на острие карандаша змеиную ревность и беспощадную борьбу с самим собой («Игра в людей»). Разыграть абсурд войны при помощи тряпочных зайцев в касках, мерзнущих в окопах Первой мировой («Волосатые»). Посочувствовать рыбам, зависшим на ветвях деревьев после отлива («Отлив»). И сохранить свое сердце на депозите в банке («Между тенями»), но банк надо тщательно выбирать, а то грабители могут сердце выкрасть.

В фильме «Штормовой ветер»Фредерика Доазана в главной роли — книга. Ветер начинает перелистывать страницы, играть с текстом. Латиница превращается в арабскую вязь, вавилонская башня из вырванных разноязычных слогов рассыпается цифрами, оставляя пустые белые страницы (зигзаги цивилизационного прогресса и регресса). Дождь из букв, выпадающих из облака текстов Библии, Корана, творений Достоевского и Шекспира, — чистая поэзия.

Прекрасны незамысловато нарисованные в компьютере«Кошачьи дни».Когда занемогшего мальчика Дзиро папа привозит к врачу, у ребенка обнаруживается кошачий грипп, потому что он — как показывают анализы — кот. Ничего страшного: папа пытается принять сына таким, какой он есть, даже покупает пособие по воспитанию котов. Только вот сам Дзиро не вполне чувствует себя зверем.

Воображение ребенка может вытеснить реальность. В голове девочки, оказавшейся на больничной койке, пляшут кошмары(«Злая девочка»). Утром она рассказывает маме, что это плюшевый мишка приходил ночью и описался в ее кровати, что это какая-то нехорошая кукла подползла и грызла ей ногти. Психологически точный фильм, а показательная небрежность только усиливает болезненность и трагическое восприятие враждебной действительности.

Среди проигнорированных жюри работ осталась одна из самых сильных картин конкурса «УлицаBloeistraat11»Нинке Дойц. О взрослении — как о мучительно болезненном пути. Две подружки, не расстающиеся ни днем, ни ночью. Одна случайно ранит локоть, другая разбивает свой специально, чтобы смешать кровь в знак вечной привязанности. Пока в дружбу не вклинивается третий, и «дружба взахлеб» рассыпается, как пепел сгоревшей бумаги, оставляя горечь и разочарование. Персонажи из целлулоида — прозрачные, ненадежные, уязвимые плоские фигуры — как растущее неловкое детское тело. Как изменчивые эмоции и мысли, которые пульсируют в голове подростка.

Странная вещь, на анимационном корабле имени Константина Симонова вопросы: откуда ты? кто по национальности? — среди последних. В тысячу раз важнее: про что кино? как сделано? что не получилось? почему? Лора Гуэрра рассказала мне, что незадолго до смерти Тонино Гуэрра к нему пришли все мэры соседних городов отдать дань почтения великому соотечественнику. Слабым голосом он их напутствовал: «Держитесь вместе. У вас есть дорога и река. Но если рассоритесь — не будет ни того, ни другого».