Под сенью Маркса

Напомним, в конце августа в городе Хемнице в ночной драке погиб гражданин Германии. Еще двое были ранены. По обвинению в убийстве полиция задержала двоих беженцев — выходцев из Ирака и Сирии. Появилась информация, что мусульмане приставали к женщине, а немец за нее заступился. Позже это не подтвердилось. Выяснилось, что погибший и сам приехал когда-то в Германию с Кубы. Да и в драке участвовали с десяток человек. Но происшествием воспользовались ультраправые, на следующий день они вывели на улицы людей с антимигрантскими лозунгами. Пришло меньше сотни человек. Но дальше их поддержали футбольные фанаты, а потом и откровенные неонацисты. К протестам стали присоединяться обычные бюргеры, недовольные «засильем мигрантов». И 1 сентября на улицы Хемница вышли уже десять тысяч человек.

У нас тут достаточно экстремистов. Не только правых, но и левых — таких, кто вроде бы защищал беженцев. Я ходил на первые митинги и могу сказать, что в жизни не видел столько народу на улицах. Но в то, что беженцы — действительно проблема для Германии, я сам не верю.

Российское телевидение очень хорошо освещало антимигрантские волнения в Германии. Куда подробнее, чем протесты в собственной стране. По картинке разные каналы были похожи друг на друга: показывали толпу людей с национальными флагами ФРГ и полицейское оцепление возле огромной гранитной головы Карла Маркса на центральной площади Хемница. В кадре отлично читался пестрый плакат на постаменте под бородой классика: Chemnitz ist weder grau noch braun. Он, кстати, и сейчас висит над площадью. Втолковывая российским телезрителям, как достала немцев пресловутая толерантность, авторы сюжетов как-то забывали перевести плакат.

Город, получивший славу новой столицы неонаци, в ответ развернул целую кампанию. «Этот проект стартовал сразу после событий в конце августа, — объясняют авторы идеи на городском сайте. — Образ Хемница как серого провинциального города на востоке Германии омрачен теперь и образом коричневого нацистского города. Хемниц — не серый и не коричневый. Мы считаем, что Хемниц многогранен и плюралистичен. Мы хотим поддержать инициативы в открытом городском сообществе и разрушить стереотипы». И уже 3 сентября на рок-концерт против расизма в Хемнице пришли 65 тысяч зрителей.

Новые беспорядки ожидались в государственный праздник и выходной день — 3 октября, в годовщину объединения Германии. Но вместо бушующих радикалов я увидела тихий, полусонный город. В киоске у трамвайной остановки на центральном проспекте Хемница двое турок спокойно готовили шаурму, а компания веселых немцев рядом ждала свой заказ.

Накануне полиция задержала восьмерых человек — участников свежесозданной неонацистской организации «Революция Хемниц». Нацистские движения в ФРГ запрещены. В городе с населением 250 тысяч были нейтрализованы, повторим, восемь человек — и этого хватило, чтобы антимигрантские митинги сдулись. Полтора десятка митингующих все-таки пришли 3 октября к голове Маркса. Тихо потоптались, немного развлекли полицейских, которых было втрое больше, и понуро ушли.

За площадью в сквере горожане праздновали объединение Германии. Там стояли палатки с попкорном, благотворительными пирожными, радужными флажками и баннерами о правах меньшинств. Здесь же гуляли женщины в платках и их смуглые дети. И было совершенно непонятно, как мирный провинциальный город мог стать центром таких буйств.

Fremde. Чужие

После объединения Германии Хемниц, как и всю бывшую ГДР, немцы начали «оживлять». Советскую архитектуру раскрашивали яркими красками. Но, увы, в сравнении с городами в западной части страны Хемниц действительно выглядит серым и провинциальным. Если стоять на детской площадке во дворе блочной многоэтажки, можно подумать, что находишься в Солнцеве или в Купчине. Только стены кругом поярче, дворники лучше работают и жильцы свои дома берегут.

Во времена ГДР Хемниц назывался Карл-Маркс-Штадтом. Отсюда и циклопическая бородатая голова классика на площади в центре. Это третий по величине город Саксонии. А Саксония — самая восточная земля Германии. И даже теперь, через 30 лет после объединения, самая депрессивная.

На фоне протестов в Хемнице можно подумать, что Саксония — главное пристанище беженцев в Германии, а этот город просто вконец от них исстрадался. На самом деле на территории бывшей ГДР иностранцев живет гораздо меньше, чем в западных землях. А в Саксонии доля мигрантов и вовсе 4,2% — против 11% по Германии в среднем, против 15% в благополучных Гессене или Баден-Вюртемберге. Но именно в Саксонии еще до «кризиса беженцев», в 2013 году, одержала первые победы правопопулистская Alternative für Deutschland («Альтернатива для Германии»), проведя депутатов в ландтаг. На выборах в сентябре 2017-го в этой земле AfD опередила все остальные партии, получив почти треть голосов.

С Эммой мы разговорились в празднующем сквере, она активистка левых и раздавала там листовки. В конце августа уезжала в отпуск, поэтому беспорядков не застала. Только читала о том, что происходило в ее городе. И не слишком, говорит, удивлялась.

— Хемниц — очень старый город, — объясняет Эмма. — В том смысле, что здесь все больше процент стариков. Молодежь стала уезжать сразу после «перемены» (так немцы называют объединение Германии. — И.Т.). Да и сейчас молодые едут в западные земли, если могут. У нас есть университет, там прекрасно можно учиться. У нас есть культура — музеи, театры. Но молодые все равно уезжают. А те, кто не смог уехать, не хотят, чтобы рядом жили иностранцы. Если вы поговорите с этими людьми, то узнаете, как плохо они сами живут, какие у них проблемы. Так что дело тут совсем не в иностранцах.

Обычно немцы доброжелательно относятся к словам «здравствуйте, я журналист». Если в любом городе Германии остановить кого-то на улице вопросом, он в худшем случае извинится, что нет времени. В Хемнице мне удалось поговорить с прохожим с четвертой попытки. Дважды люди хмурились и ускоряли шаг, третий мужичок предложил поболтать у него дома. Ответил тот самый студент Тобиас, который не видит в беженцах проблемы. Потом Эмма попыталась вручить мне свою листовку — и я смогла задать вопрос. И возле памятника Марксу женщина средних лет, Анна, обрадовалась, что со мной можно поговорить на русском, она родилась в ГДР и учила язык в школе.

— Я ничего не имею против иностранцев, — едва заметно морщится Анна. — Но они так громко разговаривают в транспорте… И посмотрите вокруг. Вон там — сирийский ресторан, на той улице — турецкий, на той — еврейский. Понимаете?..

Анна много лет живет в небольшом доме в тихом микрорайоне Хемница. Это не многоэтажка советского типа, там всего шесть квартир. И когда-то Анна знала по именам всех соседей. Потом умерла пожилая немка в квартире рядом — и домовладелец пустил туда темнокожего юношу, беженца из Эритреи. Следом на первом этаже вышла замуж и съехала немка — и в квартире теперь живет беженец из Ирака. Потом рядом с ним заселилась семья со смуглым ребенком, мама платок не снимает. Чем они Анне мешают?

— Обувь оставляют под дверью, — пожимает она плечами. — Идешь по лестнице, а там их ботинки стоят. Лестницу мы раньше мыли с соседями по очереди, теперь, если я не помою, так и будет грязь.

Но, добавляет Анна, ей все-таки с соседями повезло. Вот рядом большой многоквартирный дом, так там, говорит, на балконах все время какие-то штаны сушатся. Верный признак: живут Flüchtlinge — беженцы. Другие они. Не то едят, не так говорят.

Возле головы Маркса к нам присоединилась молодая пара, студенты Софи и Хенрик. Они приехали в Хемниц из Берлина, им тоже стало интересно поговорить с Journalistin aus Russland.

— Я вообще не вижу проблемы в мигрантах, — крутит головой Хенрик, а Софи рядом кивает. — В западной части Германии люди привыкли видеть другие страны, туда приезжало много иностранцев со всего мира. А в ГДР города были для других людей закрыты. Мне кажется, это и есть причина того, что в Восточной Германии так относятся к приезжим.

Обед с беженцем

Сандра, типичная немка средних лет, школьная учительница математики из Геттингена в Нижней Саксонии, взялась помогать приезжим в 2015 году, когда только обострился «кризис беженцев». Чтобы эта женщина рассказала, какие прекрасные люди беженцы, мы сели с большими чашками Milchkaffee в кондитерской.

— Мой муж из Боснии, — начала Сандра объяснять. — Для меня это понятная вещь: человек бежит от войны в чужую страну, ничего о ней не знает, и некому объяснить ему, что и как в этой стране принято. Многие беженцы ведь стараются вести себя как немцы. Особенно женщины, они осваивают европейский опыт очень быстро. Тут многое зависит от того, из какой страны люди приехали. Эритрейские женщины, например, шумные, им тяжело говорить тихо. Арабские — они совсем другие, сдерживают голос, копируют манеры немок. Мужчины из Ирака, Афганистана, особенно из Сирии пытаются вести себя как немцы. Просто кто-то должен им все объяснить.

Этот момент был одним из первых, который осознало и правительство ФРГ, Агентство по делам миграции — BAMF. Оно объявило о финансовой поддержке всевозможных программ, волонтерских союзов и объединений, готовых помогать мигрантам.

— На телевидении даже появились программы вроде такой: «Обед с беженцем», — рассказывает юрист Ольга Гулина, директор Института миграционной политики в Берлине. —

Примерно так и рассуждало большинство немцев в западных землях ФРГ. В 2015 году они были само радушие. И чем богаче земля — тем радушнее, тем больше там висело плакатов Willkommen in Deutschland. Дети в школах собирали для сверстников из Африки одежду и игрушки. Эйфорией была охвачена вся западная часть страны.

Но немцы любят, чтобы все шло так, как они задумали. Как по рельсам. А на рельсах любое препятствие грозит катастрофой. И таким препятствием на благостном пути Willkommen in Deutschland стали события в ночь на 1 января 2016 года. Тогда в одном только Кельне сотни женщин пожаловались на приставания со стороны мигрантов. Это подвергло немецкое радушие большому испытанию. Немцы вдруг начали прозревать: не все, оказывается, беженцы прибежали работать на благо Германии. Разницу между опекаемыми увидела и Сандра.

— Мне не нравятся люди, которые представляются беженцами только для того, чтобы получить деньги и побездельничать в Германии, — говорит она. — Они даже не скрывали этого, говорили мне об этом открыто. Я знала таких людей из Марокко, Туниса, Алжира — из Северной Африки. Таким помогать я не хочу. Их надо высылать на их родину.

Все это после Кельна вдруг как-то осознало и немецкое правительство. Ему бы теперь поскорее выслать тех, кого напринимали «оптом», но сделать это не позволяли законы. Проблемы возникали самые разные. Например, чтобы депортировать человека, надо сначала установить его родину. А как ее установишь, если он заявляет, что все документы утонули в океане?

Но немцы есть немцы. Не зря Меркель говорила: «Мы так много преодолели — преодолеем и это». Столкнувшись в первую ночь 2016 года на своих «рельсах» с препятствием, немцы принялись искать системную ошибку. И начали ее исправлять. Уже весной 2016 года появились законы, которые в корне изменили всю систему приема-отторжения беженцев.

Wir schaffen das

— Условно этот миграционный менеджмент можно разделить на три направления, — рассказывает Ольга Гулина. — Во-первых, надо было упорядочить потоки мигрантов, распределив людей на тех, кто имеет право на убежище, и тех, кто такого права не имеет. Во-вторых, необходимо было обеспечить безопасность внутри страны. В-третьих, предстояло помочь тем, кто готов интегрироваться в немецкое общество.

Для начала немцы рассортировали мигрантов по четырем кластерам — A, B, C и D. В первый попадали люди из воюющих стран, у них был самый высокий шанс на статус беженца, на них распространялись упрощенные правила предоставления убежища. В — это те, кто, наоборот, подлежал ускоренной высылке: выходцы из так называемых безопасных стран (список утверждался отдельно), а также те, кто пытался солгать о своем происхождении, терял и не хотел восстанавливать документы. С — сложные случаи, когда страну происхождения заявителя предстояло устанавливать. И D — просители убежища, попавшие в Германию через территорию другой страны Евросоюза.

Правда, ускоренная высылка — это теория. На практике закон позволяет «отказнику» еще долго судиться с правительством, находясь на его иждивении. И суды в большинстве случаев встают на сторону потенциального беженца, у которого появляется масса причин остаться в Германии.

— В законе есть статьи, которые совершенно перекрывают все доводы в пользу высылки, например — положения о защите семьи и детства, о праве отцовства, — рассказывает Ольга Гулина. — Человек живет в Германии несколько лет, у него уже семья, дети имеют немецкое гражданство. Если он называет себя отцом детей, оспорить это чрезвычайно трудно и дорого. В 99% случаев суд скажет, что семейные связи важнее. Кроме того, чтобы выслать человека, посольство его страны должно признать его своим гражданином. А посольства часто отказываются: мол, документы потеряны, никто нам не доказал, что он наш, поэтому оставьте-ка вы его себе.

Кроме того, депортация очень дорого обходится немецким налогоплательщикам: мигранта сопровождают чиновники, которым надо не только покупать билеты на самолет, но еще и платить командировочные по повышенной ставке. По словам Ольги Гулиной, стоимость депортации одного человека может доходить до 12 тысяч евро.

— Известен случай, когда самолет с афганцами, подлежащими высылке, уже был на старте, но так никуда и не полетел, — вспоминает Ольга. —

Подсчитав все это, немцы разработали программу помощи при добровольном выезде мигранта: они готовы оплатить ему дорогу и дать суточные, для отдельных стран существуют еще «подъемные» — деньги на то, чтобы обосноваться на родине. В некоторых случаях правительство Германии готово оплатить переквалификацию мигранта, чтобы он дома трудоустроился. В среднем одному выходцу из Африки, согласившемуся на добровольный выезд, выплачивают от 300 до 500 евро, это не считая стоимости перелета. Суммы могут доходить до 1200 евро.

По словам Ольги Гулиной, нововведения позволили в первый же год увеличить число депортированных на 50%.

Вторым направлением миграционной политики юрист называет безопасность внутри страны. Увеличилась численность федеральной полиции, налажен обмен информацией между всеми ведомствами, так или иначе вовлеченными в работу с иностранцами. Под ускоренную высылку автоматом стали попадать люди, отказавшиеся пройти дактилоскопию, уличенные в совершении преступления или признанные потенциально опасными.

— В законе появились конкретные определения: кого можно считать потенциально опасным, в чем выражается опасность, как ее доказывать, — добавляет Ольга Гулина. — Судам стало удобно с этим работать, процедура ускорилась.

Третья линия миграционной политики — помощь тем, кто готов интегрироваться в немецкое общество. Закон об этом был принят в июле 2016 года. Он, в частности, предполагает, что человек, получающий образование, остается в стране на все время учебы. Дальше его вид на жительство зависит от успешной интеграции. Для того чтобы мигрантам было проще стать налогоплательщиками, за их трудоустройство правительство выплачивает компенсации работодателям.

С 2015 года Германия приняла больше миллиона мигрантов. Все это время ВВП страны растет в среднем на 1,5–2,5% ежегодно. Уровень безработицы упал до рекордной отметки с момента объединения страны. В 2016 году, когда Германия вынуждена была пойти на непредвиденные расходы, связанные с притоком беженцев, профицит ее бюджета составил 6,2 миллиарда евро.

Немецкая страховая компания R+V провела исследование: чего опасаются граждане ФРГ сегодня? И выяснилось, что больше всего немцев — 69% — боятся «мира, опасного из-за политики Трампа». На втором месте (63%) тоже оказался страх не перед беженцами как таковыми, а перед «чрезмерными требованиями со стороны властей» из-за приезжих. На третьем — страх «напряженности, вызванной притоком иностранцев». Следом идут «чрезмерные требования со стороны политиков», а уже потом — страх перед терроризмом. За год он снизился на 12%. Немцы перестали связывать беженцев с угрозой терактов.