На майке подростка, совершившего непоправимое в керченском колледже, крупными буквами было написано НЕНАВИСТЬ. Ненависть на какой почве? На любой: социальной (нищенское существование на средства санитарки матери), национальной, конфессиональной, на почве неразделенной любви, зависти к более успешным сокурсникам и т.д., и т.п. Ненависть к кому? К кому угодно: придирчивым преподам, девушке, не отвечающей взаимностью, сокурсникам, подсмеивающимся над твоими скромными успехами в учебе, ко всему несправедливому и равнодушному к твоей персоне миру.
Ненависть рождает жажду мести во имя восстановления попранной справедливости. Великая цель (достижение справедливости) наполняет душу осмысленным существованием, побуждает скрупулезно готовиться к главному СОБЫТИЮ, когда в результате подвига пусть даже ценой собственной жизни будет восстановлена СПРАВЕДЛИВОСТЬ. А еще о тебе узнают сотни тысяч людей, и ты из серой неприметной мышки мгновенно превратишься в героя культового сериала.
А что, зря что ли герой Сергея Бодрова в фильме «Брат», завершив криминальную кровавую разборку, поучает американца: «Вот скажи мне, американец, в чем сила? Разве в деньгах? Вот и брат говорит, что в деньгах. У тебя много денег, и чего? Я вот думаю, что сила в правде. У кого правда — тот и сильней. Вот ты обманул кого-то, денег нажил. И чего, ты сильнее стал? Нет, не стал. Потому что правды за тобой нет. А тот, кого обманул, за ним правда, значит, он сильней. Да? Дмитрий Громов, мани, давай».
За керченским тихушником, который ранее ничем не выделялся среди прочих сверстников, не был замечен в патологических наклонностях, не замешан в криминальных историях, своя убогая, ущербная правда.
Своя правда и у президента РФ, который относит кровавые события в Керчи к влиянию глобализма. Владислав Росляков действительно копировал действия убийцы в американской школе «Колумбайн» в 1999 году. Подобные трагедии происходят во всем мире, и в первую очередь в Америке, где возможность подростков обзавестись оружием во много раз больше, нежели у нас. Левая идея, в основе которой жажда восстановления справедливости, победно шагает по планете. Справедливости требуют все: устремившиеся в европейские страны африканцы, чей доход восемь долларов в месяц, европейцы, не желающие тратить свой бюджет на прокормление пришельцев, американцы, чей экономический и промышленный рост оказался под угрозой, поскольку транснациональные корпорации развертывают производства в азиатских странах, где дешевая рабочая сила. Отсюда таможенные войны, которые ведет Америка. Все так. Но важно помнить, что, раздевая Америку, при этом мы себя не одеваем.
Оставим в стороне посыпавшиеся, как из рога изобилия, предложения преимущественно запретительного характера (о их наивности и нереалистичности достаточно написано специалистами), будем лишь помнить, что Америку можно открыть, а вот закрыть уже не удастся. В данном контексте Америка, разумеется, метафора глобализации.
Налицо глобальный кросс-культурный кризис. Цивилизация, образно говоря, пошла вразнос. Первыми, как всегда, это почувствовали, благодаря интуиции, писатели еще в середине прошлого века. Герой романа Антуана де Сент Экзюпери «Цитадель» говорит: «Жизнь представляется мне веточками разбросанного веника. И не хватает божественного узла, чтобы связать их воедино». Потеря ощущения целостности мира крайне болезненна как для взрослых, так и для детей. Центростремительные силы разрывают сознание современного человека. Отсюда рост психоневрологических заболеваний (в России этот тип заболеваний вышел на первое место среди детей и подростков) и как следствие — нарастание взаимной агрессии.
«Божественный узел», который должен вернуть утраченную целостность бытия, — это опора на незыблемую шкалу ценностей, которая в свою очередь опирается на святыни. Иными словами, стремление возвратиться к архаике, к золотому веку, который якобы был в прошлом. Так в качестве защиты от глобализма предлагаются национальные и религиозные скрепы, которые призваны спасти народ-богоносец от стаи отморозков из интернета, преклоняющихся перед Соединенными Штатами.
Но при таком подходе надо поставить крест на прогрессе, который, как ни крути, несет людям комфортное существование. Отсюда — слепое поклонение прогрессу, который автоматически, наращивая технологическую мощь, решит все проблемы человечества. Оба подхода от лукавого.
О потерях и приобретениях современной цивилизации в конце прошлого века замечательно писал философ и культуролог Григорий Померанц: «Есть два мифа, один печальный, другой утешительный. Оба они лгут. Первый миф о золотом веке (а потом о серебряном, медном и, наконец, о нашем железном веке). В золотом веке оставляют своих стариков и больных на съедение зверям, а лишних детей убивают. Следы этих обычаев сохранились до наших дней в цивилизациях Дальнего Востока.
Второй утешительный миф — прогресс. Сегодня лучше, чем в темные века; завтра будет еще лучше. Трудно сказать, что будет завтра; может быть, ничего не будет. Но мир становится сложнее и сложнее, и человек теряется в дебрях цивилизации. Чем больше новых частностей, тем труднее уловить дух целого (а только в причастности целому коренится смысл жизни). Развитие постепенно разрушает приемы возвращения к простоте и цельности, разрушает символы целого, повисшие в пространстве, где нет ни одного факта».
Анализируя керченскую трагедию, лидер страны считает: «…что мы все плохо реагируем на изменяющиеся условия в мире. Это значит, что мы не создаем нужного, интересного и полезного контента для молодых людей». Кто бы спорил. Но создание такого контента невероятно сложная задача, исключающая истерику и взаимные обвинения так называемых фундаменталистов и либералов. Как и чем уравновесить крайние точки зрения? Такие попытки делаются, но пока получается коряво.
В одном из городов центральной России я увидел любопытное учебное заведение «Казачий информационно-технологический лицей». Лампасы, папахи и другие атрибуты формы лицеистов демонстрировали приверженность руководства учебного заведения исконным традициям. Но причем здесь современные информационные технологии, которые, как известно, не знают национальных границ? Оказывается, концепция данного лицея предусматривает создание специальных казачьих дружин для обеспечения информационной безопасности в интернете! Слов нет, информационная безопасность — вещь серьезная. Подготовка таких специалистов востребована государством, вызывает интерес тех подростков, которые не связывают свое будущее с военной карьерой. Кроме того, приобретенная специальность гарантирует в будущем достойную оплату. Все это осознают руководители данного учреждения, озабоченные привлечением абитуриентов. Что не так? Вместо шашки, которая, впрочем, на всякий случай висит на боку, курсантам предлагается размахивать гаджетами, вырубая из интернета крамолу. Сложная сугубо технологическая задача, окрашиваясь в идеологические тона, превращается в миссию, суть которой — поиски скрытых врагов, которые со всех сторон подкапываются под фундамент нашей особой духовности. Из данной концепции явно торчат уши конспирологии, всегда порождающей страх, подозрительность и все ту же ненависть. Что происходит неизбежно, когда пытаются соединить туловище быка и голову овцы. Такой идеологический мутант нежизнеспособен.
Конспирологические версии тех или иных грозных событий, распространяющиеся со скоростью пандемии по всему миру — результат повсеместно растущего недоверия к официальным средствам массовой информации.
В результате наведенного конспирологическими версиями страха, невероятно повышается градус агрессии. Специалистам по истории первобытности известны техники, с помощью которых древние племена приводили себя в агрессивное состояние. Вступая на тропу войны, мужчины племени исполняли ритуальный танец войны. Характерно, что дети, женщины и старики в это время прятались в укрытиях. Почему? Потому что воин, впавший в боевой экстаз, превращался в идеальную машину для убийства, сметающую без разбора все на своем пути. Свой или чужой — значения не имело. Но, возвращаясь с победой, мужчины племени исполняли специальный ритуальный танец мира, тем самым приводя себя в нормальное состояние. После чего мирное население безбоязненно покидало свои укрытия.
Сами того не ведая, мы с помощью современных средств массовой информации запускаем первобытные техники невероятной возгонки агрессии. Стоит ли после этого удивляться тому, что подросток (семнадцатилетний подросток в племени — это уже мужчина-воин, владеющий оружием) превращается в убивающую машину? Поэтому в керченской истории не следует утешать себя простым и удобным объяснением, что мы имеем дело с психопатом, которого вовремя не продиагностировали. Зададимся лучше прямым и неудобным вопросом — отчего число таких психопатов неизменно растет?
Школа не висит в безвоздушном пространстве; она существует на семи ветрах: идеологических, геополитических, социально-экономических, национальных, конфессиональных, психо-эмоциональных, наконец, иррациональных, ибо человеческие поступки не сводимы исключительно к рациональным мотивам. Порой эти ветры приобретают шквалистый характер, прогибая школу со всеми ее обитателями (педагогами, детьми и родителями) то в одну, то в другую сторону.
Очевидно, что стране необходима длительная педагогическая терапия, в результате которой нам всем предстоит обучиться искусству диалога.
А пока взрослые не умились, в первую голову надо спасать детей от ненависти. На память приходят стихи Александра Галича, чей столетний юбилей мы странным образом отмечали на первом канале TВ в глубокой ночи, когда дети и подростки спят беспробудным сном. А зря. В поэме «Кадиш», посвященной Я. Корчаку, опираясь на дневник праведника, Галич пишет:
Я старался сделать все, что мог, Не просил судьбу ни разу: высвободи! И скажу на самой смертной исповеди, Если есть на свете детский Бог: «Все я, Боже, получил сполна, Где, в которой расписаться ведомости? Об одном прошу, спаси от ненависти, Мне не причитается она».
Парадоксальный факт — дети и подростки в гораздо большей степени, чем взрослые, которых заел быт, расположены к серьезным разговорам. Их психику не стоит беречь, окружая гиперопекой, скрывая трагические страницы прошлого и настоящего, исходя из патриотического посыла. На этот ложный посыл прекрасно ответил Гоголь в «Театральном разъезде»: «Зачем он бередит наши раны?». А Второй отвечает: «Это твои раны, а не мои, возьми и ходи с этими ранами, они твои». С детьми надо разговаривать честно. Молчащее поколение проигрывает свою историю, а значит, и будущее.
Но способно ли слово стать целительным лекарством взросло-детского сообщества? И здесь мы вновь обращаемся к великой русской поэзии, в частности к Николаю Гумилеву:
В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами, Звезды жались в ужасе к луне, Если, точно розовое пламя, Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа, Как домашний, подъяремный скот, Потому что все оттенки смысла Умное число передает.
Патриарх седой, себе под руку Покоривший и добро, и зло, Не решаясь обратиться к звуку, Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осияно Только слово средь земных тревог, И в Евангелии от Иоанна Сказано, что Слово это —Бог.
Мы ему поставили пределом Скудные пределы естества. И, как пчелы в улье опустелом, Дурно пахнут мертвые слова.
Все так. И человеку в равной степени нужны и прорывы духа, и здравый смысл, передаваемый с помощью умного числа. А вот мертвые слова действительно дурно пахнут, отвращая своей фальшью и взрослых, и детей!
Если дать себе труд подумать, нам есть из чего создавать нужный, полезный и интересный контент для молодых людей, за который ратует национальный лидер. Образно говоря, нам предстоит перейти от бесконечного исполнения ритуального «танца войны» к постепенному освоению «танца мира», приводящего умы и души молодых людей в нормальное состояние. Что сделает более безопасным существование окружающих. Надо отдавать себе отчет в том, что запретительные меры, призванные снизить градус агрессии и обезопасить общество от кровавых эксцессов, не только неэффективны и неисполнимы в полной мере в открытом информационном пространстве, но рождают у молодых людей еще больший протест, а следовательно, все ту же агрессию, направленную в адрес мира «не догоняющих» взрослых.
Обостренная жажда справедливости, имманентно присущая подросткам и социально обделенным слоям населения, неизбежно рождает жажду мести. Но месть не имеет ничего общего со справедливостью. Эта не очевидная не только для подростков, но и для многих взрослых людей мысль в равной мере нуждается в доказательствах и в еще большей мере в конкретных примерах.
На протяжении жизни мы все наносим друг другу раны, испытывая боль и причиняя ее окружающим. Тем ценнее случаи, когда человек в состоянии подняться над эгоизмом собственной боли. Такие случаи единичны, но тем ценнее их преставление подросткам.
Шел 1946 год. В Швейцарских Альпах собралось учредительное собрание «Общества морального перевооружения». Инициатором его был пастор Фрэнк Бухман. На собрание съехались представители многих европейских стран, не было лишь немцев. Бухман предложил позвать и их. Поморщились и пригласили. Но как только немецкая делегация вошла в зал, поднялась и демонстративно вышла французская. Во главе ее была социалистка, участница Сопротивления Ирэн Лор, на глазах у которой гестаповцы замучили сына.
Фрэнк Бухман задал ей лишь один вопрос: «Как вы, социалистка, представляете себе будущую Европу без Германии?» Ирэн Лор думала 36 часов. Затем вернулась в зал и поднялась на трибуну. Наступила пронзительная тишина. Немцы сжались, ожидая гневных и по-человечески вполне оправданных обвинений в свой адрес. Ирэн Лор принесла извинения немецкой делегации за то, что не смогла справиться с охватившей ее ненавистью.
Случай мгновенно стал известен во всей Германии. После чего, не только по указанию союзников, возникло то самое немецкое покаяние. Но есть и другая, параллельная правда: немецким обывателям, заикавшимся о том, что нельзя, мол, все охаивать, ведь при Гитлере было много и хорошего, не выдавали продуктовые карточки до тех пор, пока они не совершат принудительной экскурсии в один из концлагерей. Возвратившимся в слезах гражданам новой Германии карточки отпускались.
В нашей стране нет ни одного народа, включая титульную нацию, кто не носил бы в сердце историческую травму. Продолжать сравнивать, чья боль больнее — значит подрывать основы гражданской идентичности, доводя ситуацию до того состояния, которое зафиксировал В. Высоцкий в песне, записанной на грозненском телевидении незадолго до его смерти:
Воспоминанья только потревожь я — Всегда одно: «На помощь! Караул!» Вот бьют чеченцев немцы из Поволжья, А место битвы —город Барнаул.
Как известно, оба народа подверглись депортации, но сводят счеты в месте высылки.
Историческая трактовка голодомора как геноцида исключительно украинцев — из того же разряда эгоистичной трактовки общих исторических травм.
Преодоление «эгоизма боли» — одна из важнейших задач школьных курсов отечественной истории. Отсюда следует важный историко-педагогический вывод, помимо прочего, находящий подтверждения в психотерапевтической практике: любые личностные или исторические травмы бесполезно и даже опасно загонять внутрь путем замалчивания. Подобно минам замедленного действия, рано или поздно они взорвутся, чему мы уже были свидетелями на рубеже веков. Люди — и в первую очередь вступающие в жизнь поколения — нуждаются в глубоком осмыслении прошлого. На первый взгляд, глубокое осмысление прошлого — прерогатива профессионалов. Но здесь речь идет не о мертвой цеховой учености, а о постепенной выработке у юношества мудрого, взвешенного, сострадательного отношения к истории. В этом ракурсе проблема приобретает исключительно педагогическое значение. Для ее решения необходим долгий откровенный разговор на самые болезненные темы. Самое трудное для педагога — взять правильный тон в таком разговоре, пройти между Сциллой горячего историзма и Харибдой холодного пессимизма. Но прежде всего, с учетом главных уроков XX века, долгий разговор необходим для того, чтобы наши дети не превращались в палачей, подобных керченскому подростку.
