О письмах Натальи Николаевны к мужу

Переписка Пушкина с женой хранилась в семье, есть свидетельство, что в момент смерти поэта все письма были на Мойке, 12. Сразу после смерти Пушкина начальник штаба корпуса жандармов Дубельт в присутствии Жуковского ревизовал домашний архив: они боялись, что какие-то крамольные тексты поэта вдруг разойдутся. Кроме того, до самого конца Николай I, шеф жандармов Бенкендорф и Дубельт Пушкину не доверяли. Бенкендорф после смерти поэта писал Николаю I, что тот являлся в некотором роде лидером оппозиционной либеральной партии, чего не было. Они все время считали его неблагонадежным человеком и думали, что, возможно, найдут подтверждение этому в его бумагах. Ничего не нашли.

После смерти поэта Бенкендорф обвинил Жуковского, что тот утаил пять пакетов с письмами. Жуковскому пришлось оправдываться и объяснять, что это были письма Пушкина к Наталье Николаевне: она дала их ему почитать, после чего он все вернул. Бенкендорф в переписке с Жуковским упоминает и письма самой Натальи Николаевны.

Что с ними стало? После ее смерти они хранились у дочери поэта, Натальи Александровны, она понимала их историческую ценность, и в 1876 году передала для публикации Ивану Сергеевичу Тургеневу. Тургенев опубликовал письма в 1878 году — хотя это была не совсем полная публикация, ценность ее огромна. Мы должны быть благодарны Наталье Александровне: неизвестно, что стало бы с ними, особенно если учесть, что вторая половина переписки не сохранилась. Но затем хранителем семейных бумаг стал старший сын, Александр Александрович, боевой генерал, вышедший в отставку с чином генерала от кавалерии (он отличился и в Крымской войне, и в Русско-турецкой). Он был насквозь военным человеком, хотя и вполне просвещенным. Я не случайно об этом говорю. Думаю, что судьбу писем Натальи Николаевны определило его представление о чести семьи. Версий несколько: например, их уничтожила перед смертью сама Наталья Николаевна. Но я предполагаю, что это было решение Александра Александровича, они могли показаться ему слишком интимными.

Дети, наверное, читали ее письма, но нигде их содержание не упоминается. Хотя можно понять, о чем в них идет речь. Конечно, никаких философических рассуждений там не было. Но есть одно письмо, в котором Александр Сергеевич пишет: «Никогда не думал я упрекать тебя в своей зависимости. Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив» (здесь и далее цитирование по «Письмам А. С. Пушкина к жене» издательства «Пушкинского фонда», 2018. — Ред.). Ясно, что это ответ на ее слова: ты на мне женился, и с этого момента пошли все беды. В некотором роде так и было, но не по ее вине — так сложились обстоятельства.

Об откровенности писем

Для Пушкина адресат был чрезвычайно важен, ведь письма — это, безусловно, пласт его творческого наследия. Он ориентировался на каждого адресата: письма Вяземскому принципиально отличаются по своей стилистике от писем, скажем, Нащокину. Письма к Наталье Николаевне — совершенно особый эпистолярный комплекс. Потому что они гораздо более личные, гораздо более интимные, гораздо более значимые для Пушкина, чем переписка с любыми друзьями.

Друзьям он никогда не жалуется на свое бедственное положение (может, он и говорил об этом в беседе с Жуковским, но это маловероятно). Пушкин в этом отношении был человеком достаточно закрытым, самолюбивым и гордым, но жена была самым близким человеком, с которым он мог об этом говорить.

Для понимания судьбы Пушкина эти письма — ключевой источник. Именно по ним можно проследить развитие трагедии, нарастание катастрофы. В письмах к невесте прослеживается волнение и горечь от бесконечных отсрочек и неопределенности: «Отец продолжает писать мне, что свадьба моя расстроилась. На днях он мне, может быть, сообщит, что вы вышли замуж… Есть от чего потерять голову» или: «Наша свадьба точно бежит от меня» «<Мой ангел>, ваша любовь — единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печального замка». Письма первых лет семейной жизни — спокойные, нежные, деловые, без сентиментальности. Но постепенно тон их меняется.

О том, что можно узнать из переписки

Без этих писем мы о многом могли бы только догадываться. Есть у меня книга — «Гибель Пушкина», в которой я проследил с 1831 по 1836 год, как Пушкин, понадеявшись на благосклонность царя, на успех и значение своих исторических трудов, загонял себя в тупик.

Во-первых, росли долги — и не из-за мотовства жены: насколько известно, наряды Натальи Николаевны оплачивала ее двоюродная тетка. Дело было в том, что Пушкин занимался делами, которые не только не приносили ему дохода, но, наоборот, ввергали его в долги. В 1831 году он начертал для себя великий план, основанный на исторических штудиях. Он хотел дать урок царю и обществу.

Пушкин заимообразно взял у Николая 20 тысяч рублей на издание «Истории Пугачевского бунта», рассчитывая заработать на ней 40 тысяч. А книга принесла ему одни убытки. «Современник», издаваемый поэтом, был наверняка лучшим журналом по качеству, но тираж его падал и падал. Пушкин получил право работать в архивах, чтобы написать историю Петра I, вложил в эту работу массу труда (черновая версия производит грандиозное впечатление), но вскоре понял, что опубликовать это будет невозможно.

Во-вторых, критика над ним издевалась, уходил читатель, для которого новый, зрелый Пушкин оказался чужим. Раньше Пушкин был необычайно популярен как романтический поэт, но он менялся стремительно, а вкусы читателей — крайне медленно. Это банально звучит, но он просто обогнал свою публику.

В-третьих, у него возник тяжкий конфликт с «новой знатью». Главная историческая концепция Пушкина заключалась в том, что происходит вытеснение коренной аристократии. В XVIII веке при Петре I выдвигались новые люди, и затем последовательно бюрократическая аристократия, крупное чиновничество вытесняло родовое дворянство. Пушкин при этом считал, что именно на основе родового дворянства можно строить будущее, потому что новая аристократия замкнута на власть, а не на страну.

В 1834 году он окончательно разочаровался в Николае I и понял свою роковую ошибку. Он пишет: «…Я не должен был вступать в службу и, что еще хуже, опутать себя денежными обязательствами. Зависимость жизни семейственной делает человека более нравственным. Зависимость, которую налагаем на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас. Теперь они смотрят на меня как на холопа, с которым можно им поступать как им угодно. Опала легче презрения». Николай I откровенно оскорбил его, пожаловав в камер-юнкеры — придворное звание для юношей. Царь указал Пушкину его место. А он-то считал, что он историограф, как Карамзин, что царь будет прислушиваться к его мнению, учитывать исторические уроки. Жестокое отрезвление.

В сентябре 1835 года поэт трезво осознавал безвыходность своего положения и писал об этом только Наталье Николаевне: «А о чем я думаю? Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставит мне имения; он его уже вполовину промотал; Ваше имение на волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записаться в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег, видит Бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а верного расхода 30 000». С такой откровенностью и отчаянием он один только раз написал брату Натальи Николаевны.

О причине гибели

Быть может, самое страшное — друзья перестали понимать Александра Сергеевича, он остался один. Вот это и была дорога к гибели. Он был в тупике, из которого вырваться можно было, как ему казалось, только предельно резким поступком. В молодости Пушкин был отчаянным дуэлянтом. Очевидно, и в том страшном положении, в котором он оказался, дуэль представлялась ему вариантом выхода. В 1836 году он спровоцировал три дуэльные ситуации, к счастью, разрешившиеся бескровно.

Еще в письмах из Болдина в 1833 году возникает тревожный мотив: «Смотри, женка. Того и гляди избалуешься без меня, забудешь меня — искокетничаешься». Этот мотив повторяется постоянно. И вдруг прорывается самое тревожное: «Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с ц<арем>». Вот самое опасное — «не кокетничай с царем». Естественно, при жизни Пушкина никаких романов у Натальи Николаевны с Николаем I не было, что было позже, мы толком не знаем. Но у царя в этом отношении была опасная репутация — он действительно любил ни в чем себе не отказывать. Причем Пушкин, очевидно, опасался не того, что жена заведет интрижку с царем, а что пойдут слухи, если Николай I будет демонстративно оказывать ей внимание. Повторю, он был в высшей степени самолюбивым человеком.

Дантес вообще в письмах не фигурирует. Дантес мог быть, а мог не быть. Он был, так сказать, орудием судьбы. Он, ничтожный человек, оказался материальным воплощением той ненависти и непонимания, которая окружала поэта в конце жизни. Пушкин, бесспорно, одна из самых трагических фигур в истории русской культуры.

Наталья Николаевна не была злым гением Пушкина. Кончено, главным человеком, который спровоцировал гибель Пушкина, был сам Пушкин. Тем, какую позицию он занял в 30-е годы: надежда влиять на царя, быть близко к власти, спасать страну. Он начал традицию, которую продолжили Гоголь, Достоевский, Толстой.

Как мы знаем, спасать Россию — занятие опасное.

ВСЕ МАТЕРИАЛЫ ПЕТЕРБУРГСКОЙ РЕДАКЦИИ | АРХИВ ПУБЛИКАЦИЙ | PDF