31 января в реанимации больницы города Зверево Ростовской области умерла 17-летняя Алина Шевченко, дочь Анастасии Шевченко, первой в стране обвиняемой по статье 284.1. Анастасия преследуется за работу в нежелательной организации — «Открытой России», основанной Михаилом Ходорковским.
Шевченко, которая находилась под домашним арестом, к дочери в больницу не пускали, весь день допрашивали. Когда состояние ребенка стало критическим, все же разрешили визит в больницу. Но тут к карательной машине следствия присоединились врачи. И теперь уже они не разрешали увидеть ребенка, ссылаясь на то, что девочка в реанимации.
Ночь Анастасия провела в больничном коридоре. Когда стало очевидным, что ребенок умирает, запрет сняли.
«В итоге, конечно, пустили к дочери, успели увидеться», — сообщила пресс-секретарь «Открытой России» Наталья Грязневич.
Фактически Анастасию Шевченко изощренно пытали несколько часов, не пуская к умирающему ребенку. И можно было бы предположить, что эти пытки избирательно применили к ней в рамках следственных действий. Но это не так. Не избирательно.
Держать двери реанимаций закрытыми перед отчаявшимися родственниками тяжелобольных или умирающих людей — рядовая больничная практика в России.
Адовы круги разлуки с близкими в последние часы жизни испытывают сотни человек ежедневно по обе стороны реанимационной палаты.
Последние годы эту норму пытались изменить всеми возможными силами и общественные деятели, и благотворительные фонды, и врачи. Сдвинуть махину запрета удалось, но очень незначительно.
Год назад в Госдуму был внесен законопроект, корректирующий закон «Об основах охраны здоровья граждан в РФ». В нем предлагалось обязать Минздрав утвердить порядок доступа в реанимационные отделения. Законопроект в июне прошел первые слушания, дата вторых до сих пор не назначена.
Практически одновременно в июне 2018 года столичный Департамент здравоохранения впервые в России издал приказ «Об организации посещений пациентов, находящихся в отделении реанимации и интенсивной терапии». Однако, несмотря на название, приказ принципиально ничего не изменил. Да и касался он только Москвы. Львиную долю текста приказа занимает описание того, как и где размещать специальные памятки для родственников, которые хотят посетить реанимацию.
Руководство больниц вправе ограничивать определенными часами время посещения и «вносить по своему усмотрению ограничения для визитов» (выделено мною. — Н. Ч.). То есть, проще говоря, администрация больницы соблюдет все инструкции, предлагаемые Минздравом, если запретит прийти к умирающей маме после 22 часов, и в том случае, если она будет под капельницей (потому что во время медицинских манипуляций находиться рядом нельзя).
Так или иначе, в российской госпитальной практике, особенно в провинции, сегодня остается привычно распространенной практика тотальной изоляции больных в реанимации. Главный аргумент для запрета — нарушение посетителями стерильности отделений.
У меня нет никаких сомнений, что где-нибудь отчаявшийся отец вламывался в реанимацию, сметая все на своем пути, когда слышал, что «шансов нет». У меня нет никаких сомнений, что уставшая от бессильных слез мать подговаривала нянечку пустить к ребенку за деньги хотя бы на «пять минут». Слезы, отчаяние, бессилие и животный страх не успеть — вот те эмоции, которые испытывают родственники больных людей.
Если вдуматься, рядовой норматив больничной практики — это узаконенное издевательство и нарушение прав человека.
Парламентская ассамблея Совета Европы даже издала рекомендацию «О защите прав и достоинства неизлечимо больных и умирающих», в которой призывает государства обеспечить гарантии «защиты от смерти в одиночестве и без должной заботы».
Год назад благотворительный фонд «Детский паллиатив» и Ассоциация детских анестезиологов-реаниматологов России подготовили типовые документы для лечебных учреждений по организации совместного пребывания ребенка с родителями в отделениях реанимации и интенсивной терапии. Карина Вартанова, директор благотворительного фонда «Детский паллиатив» рассказывала, что разработанные положения и правила основаны на лучших российских и зарубежных практиках, подготовлены в соответствии с законодательством РФ и прошли согласование в Российском национальном исследовательском медицинском университете им. Н.И. Пирогова и Санкт-Петербургском государственном педиатрическом медицинском университете. То есть все медицинские нормативы они соблюдают и учитывают.
А самое главное, что стремятся донести до медицинского сообщества разработчики «Открытой реанимации» —
дети реально (научно доказано) лучше себя чувствуют и быстрее выздоравливают рядом с мамой.
Мама — это иногда последний действенный ресурс, когда все остальные исчерпаны. И я не думаю, что взрослые больные в базовой потребности видеть рядом в минуты страданий близкого человека чем-то отличаются от детей.
Практику «Открытой реанимации» за этот год стали активно внедрять в регионах. Где-то дело пошло, где-то стопорится, где-то категорически отвергается. Так или иначе, право матери на посещение регулирует завреанимацией. Захочет — позволит, нет — найдет поводы сослаться на инструкцию.
Когда закон в России имеет шанс трактоваться в «рекомендательном режиме» применения, можно не сомневаться, что он неизбежно будет хронически игнорироваться.
В конце 2018 года произошло событие, создавшее прецедент в истории противостояния родственников больных с администрациями реанимаций. Жительница Москвы подала в суд на московскую ГКБ имени Д.Д. Плетнева за то, что ее не пустили в реанимацию к умирающей матери, несмотря на то, что медики сообщали ей о том, что женщина в сознании и что ее состояние критическое. Измайловский райсуд отказал в удовлетворении иска. Однако в декабре Мосгорсуд это решение отменил, родственникам присуждена компенсация морального вреда в размере 30 тыс. рублей в пользу каждого. Суд указал, что «из норм действующего законодательства следует, что родственники имеют право на посещение пациента, находящегося в отделениях реанимации и интенсивной терапии…», и что «больница не доказала, что ей были предприняты все возможные действия, направленные на реализацию права истцов на прощание с умирающим родственником».
Юристы отмечают, что этот судебный прецедент позволит рассчитывать, что администрации больниц начнут просто опасаться перспективы крупных выплат родственникам. А пока, если вас не пускают в реанимацию,
берите действующий закон, стерильные бахилы, халат и идите к завотделением или главному врачу и пытайтесь донести до него без крика и угроз, что вы имеете право увидеть близкого человека.
И это ваше, а не его право. ВАШЕ ПРАВО.
