Во вторник днем пришла неожиданная новость — Вологодский городской суд удовлетворил ходатайство о досрочном освобождении Варвары Карауловой, той самой студентки философского факультета МГУ, осужденной за попытку вступить в запрещенную в России террористическую группировку «Исламское государство».
История Карауловой вышла громкой и нестандартной: очень домашняя девочка, еще вчерашний ребенок, вдруг втайне от родителей улетает в Стамбул, где ее вскоре задерживают вместе с группой россиян, пытавшихся попасть на сирийскую территорию. Вернули на родину. И дома под присмотром взрослых «товарищей» (в том числе из ФСБ) девушка продолжила переписываться в интернете с «женихом» — неким Айратом Саматовым (в процессе этого виртуального общения ставшим членом ИГ). Жениха своего она, правда, в глаза не видела, но верила ему, а тот активно пытался организовать вторую ее поездку в Сирию, куда сам собирался для участия в военных действиях на стороне террористов.
Вот тут у ФСБ нервы и не выдержали: только-только ставшую совершеннолетней девушку отправили в СИЗО.
И получили волну возмущения и лавину слов и про «кровавую гебню», и про полную невиновность Карауловой, и про сфабрикованность дела и палочную систему. Но как-то забывалось, что Караулова действительно переписывалась с персонажами, которые склоняли ее вступить в ИГ (переписка эта оглашалась на процессе в московском окружном военном суде в 2016 году).
Что не отменяет главного: Варю, конечно, не в СИЗО надо было отправлять и не на зону, а к хорошим психологам. Но психологи для нашей пенитенциарной системы — это роскошь. Как выяснилось, Караулова росла замкнутой и предоставленной, по сути, самой себе: подруг не было, родители разведены и хоть ребенком и занимались и любили ее, но, видимо, в какой-то момент что-то упустили. Ей же в 17 лет просто нужно было внимание. А тут знакомство в интернете, любовь в том виде, в котором она себе нафантазировала, и даже виртуальное замужество по Skype…
В декабре 2016 года московский окружной военный суд приговорит Варю Караулову (к тому моменту сменившую имя на Александру Иванову) к 4,5 года колонии общего режима. Верховный суд приговор оставит в силе.
Уже отбывая наказание, девушка поступила в Московский финансово-промышленный университет «Синергия» на заочное отделение юридического факультета. А в ноябре 2018 года через адвокатов и родных попросила Уполномоченного по правам человека Татьяну Москалькову поддержать ее ходатайство об условно-досрочном освобождении. Омбудсмен согласилась, указав журналистам на то, что Варя раскаивается.
Однако в то, что Караулову все-таки отпустят на свободу, мало кто верил. Во-первых, сама статистика освобождения по УДО в России печальна. Во-вторых, все-таки кейс Карауловой «тяжелый», раз упоминается слово «терроризм». В-третьих, колония с прокуратурой были против УДО, а в большинстве случаев для суда этого достаточно.
Да и события перед заседанием Вологодского городского суда происходили до боли знакомые: администрация колонии вдруг обвинила Караулову в нарушении режима — прилегла днем на кровать. А на суде представитель ФСИН сообщил о том, что осужденная имеет два непогашенных взыскания и даже состоит на профилактическом учете как лицо, распространяющее экстремистскую идеологию.
Но судья Алексей Колтаков прислушался к доводам не тюремщиков, а Уполномоченного по правам человека и адвокатов Карауловой.
Варя спустя три года жизни в колонии почти не изменилась, по-прежнему выглядела очень домашней. Разве что глаза стали грустными. За нее на суде по-прежнему бились родители: рассказывали, что в случае освобождения их дочь продолжит учиться, поступит на работу (предложения есть), займется правозащитой и юриспруденцией. Адвокат Сергей Бадамшин говорил, что в колонии она прививала «контингенту» любовь к книгам и увеличила посещаемость тюремной библиотеки. Отпустить ее просила журналист и правозащитник Зоя Светова. А пришедший на заседание уполномоченный по правам человека Волгоградской области Олег Димон сказал судье так:
«Если бы у меня была такая дочь, я бы был самым счастливым человеком на земле».
Варя же, в свою очередь, заплакав, сказала, что раскаивается:
— Содеянное и произошедшее — самая большая глупость, которую я когда-либо делала в жизни, за которую я не перестаю себя корить, не перестаю об этом думать. Мне странно слышать от прокуратуры, что я в этом не раскаиваюсь. Все эти 3,5 года были по-настоящему тяжелыми, может, не столько для тебя, сколько для близких. Мне тяжело находиться под этим вниманием, контролем, когда каждый взгляд просматривается, где тяжело не совершить ошибку. Я понимаю, что больше нужна дома, чем здесь. Я нужна своим близким. Я работать хочу, хочу пойти учиться. Я многое могу, только бы это будущее наступило быстрее, потому что настоящего у меня, можно сказать, нет. Мама, папа, я вас очень люблю.
Впрочем, решение суда еще может обжаловать прокуратура. Если в течение 10 суток этого не произойдет, Варя вернется домой.
