В индонезийском языке больше десятка слов для описания коррупции. Отдельные слова есть для взятки, которая призвана ускорить процесс (uang pelican), взятки, чтобы чиновник «не смотрел в твою сторону» (uang rokok), взятки, данной для того, чтобы данное обещание было выполнено (titipan), взятки, данной в благодарность за оказанную услугу (uang terima kasih), доли от прибыльной, но незаконной деятельности (jatah), возможности получить долю от государственного проекта (proyek) и так далее. Видимо, россиянам есть куда расти. Хотя некоторые вспомнят наше «мздоимство», которое отличается от «лихоимства»: мздоимец берет взятку за то, что должен сделать и так, а лихоимец берет взятку за то, чего по закону делать совсем не должен.
Взятка становится повседневностью. Предположим, вам нужна справка о том, что вы не состоите на учете в психоневрологическом диспансере. Вы знаете, что никогда не состояли там, но разыскивать диспансер и терять время в очередях вам не хочется, поэтому за 500 рублей вы покупаете в интернете справку. Хотя перед нами пример коррупции, экономисты назовут вашу сделку эффективной: вы цените свое время выше 500 рублей, а продавец справки ценит 500 рублей выше издержек и рисков от ведения справочного «бизнеса», значит, вы оба выигрываете.
Пример со справками иллюстрирует парадокс коррупции. Хотя она часто возникает из-за патологической, неестественной ситуации — требуются ненужные справки, которые сложно получить, — в рамках этой ситуации обе стороны выигрывают от коррупции и, весьма вероятно, будут противостоять попыткам ее сворачивания. В итоге коррупция позволяет решать проблемы. Можно даже рационализировать коррупцию как часть социального контракта («мы знаем, сколько платят врачам, как они без взяток проживут»).
Неудивительно, что в последнее время растет число высказываний в защиту «эффективной» коррупции. Например, громко звучит голос экономиста Московского Центра Карнеги Андрея Мовчана, который пишет, что коррупция — «самая рыночная часть российской экономики».
Представьте себе, что тендер на строительство жилого комплекса разыгрывается за взятку. Если мы верим, что цены на жилье отражают его ценность для общества, то тендер выиграет та фирма, которая сможет предложить самую большую взятку, а самую большую взятку предложит та фирма, которая знает, как наилучшим образом распорядиться участком.
Получается, что работает рыночный механизм — сигнал об эффективности фирмы (самая высокая взятка) приводит к тому, что именно она получает контракт. Правда, вместо налогоплательщиков деньги получает чиновник, но многие экономисты скажут вам, что это вопрос распределения, а не эффективности.
С известной точки зрения, не так важно, кому конкретно достанутся деньги, потому что чиновник потратит их на что-то еще, дав заработать другим. А главное — экономики, в которых заказы достаются самым эффективным фирмам, в долгосрочном периоде растут намного быстрее. Этот более высокий долгосрочный рост, по магии сложного процента, спустя 10—20 лет становится тем самым «приливом, который поднимает все лодки».
Где ошибка в этом рассуждении? Очень часто коррупция не выявляет эффективность, а, наоборот, создает дополнительные бюрократические препятствия. Представьте себе, что в примере с диспансером ненужные справки были введены специально, чтобы увеличить масштабы незаконных поборов с населения. Отмена бессмысленных справок или какой-нибудь простой сервис по их получению на «Госуслугах» повысят эффективность куда больше, чем возможность давать взятки.
Более тонкий аргумент состоит в том, что, хотя коррупция не всегда эффективна, борьба с ней не закончится ничем хорошим. Борьба с коррупцией начнется с низов, так как трогать верхи опасно. В несовершенных демократиях для мелких чиновников взятки — аналог отмененных еще при Иване Грозном «кормлений», гарантия лояльности властной вертикали. Утверждается, что если зажать мелких коррупционеров, произойдут две вещи. Во-первых, чтобы отбить возросшие издержки, чиновники станут больше брать. Во-вторых, там, где чиновники не станут брать, они перестанут работать вообще.
Логически обе ситуации возможны, но на практике этого не происходит. Есть множество свидетельств того, что наказания и проверки снижают размеры коррупции, но не повышают масштабы краж. Например, в ходе полевого эксперимента в 2003 году в Индонезии перед началом большого проекта по строительству дорог случайно выбранным руководителям деревень сообщалось, что по их части проекта будет проведен независимый аудит, который априорно проводился лишь в 4% случаев. Хотя вероятность аудита, по существу, повысилась с 4% до 100%, непройденный аудит лишь с небольшой вероятностью приводит в Индонезии к проблемам с законом (вспомните, сколько там синонимов для взятки), зато его результаты широко распространяются среди жителей деревни. Стали ли чиновники воровать на материалах сильнее, чтобы отбить издержки, или решили не строить дороги вовсе? Нет, дороги построились, причем гораздо дешевле, чем в тех деревнях, где аудита не проводилось.
Коррупция коварна: одной рукой она решает те проблемы, которые другой рукой сама же и создает. Хотя для нашей экономики взятки могут выглядеть как лекарство и на отдельных участках повышать эффективность работы, гораздо чаще коррупция будет подрывать основы здорового долгосрочного экономического роста.
Даниил Шестаков, экономист
