ИнтервьюКультура

«Ах, Одесса…»

Валерий Тодоровский рассказывает о том, как он снимал фильм о городе своего детства

Этот материал вышел в номере № 63 от 14 июня 2019
Читать
«Ах, Одесса…»
Кадр из фильма «Одесса». Kinopoisk.ru

Фильм Открытия «Кинотавра» вызвал бурные дискуссии. Для режиссера Валерия Тодоровского «Одесса» если не главный, то один из самых важных фильмов жизни. Собран, как пазл, из личных воспоминаний. И как сокровенное признание, уязвим, несовершенен. Кино повышенной температуры про особое время-место. Летняя Одесса 1970-го. Город закрыт из-за эпидемии холеры. История одной большой еврейской семьи как пейзаж города, страны, времени — которого уже нет. Есть какие-то другие город, время, страна.

«Одесса» — попытка поймать этот плавящийся от июльского солнца дух, колыхание занавески, прилипшие к мокрому лбу волосы, запретную влюбленность, похороны под «расстроенного» Шопена, разговор стариков на идише, форшмак, ползущий из мясорубки. Первые отъезжанты в Израиль — предатели родины, из-за которых раскалывались семьи. Закрытый аэропорт. Стрельба по рыбакам из автоматов — рыбу ловить запрещено. Раздача вина в банках на улицах.

Впавший в ступор Привоз. Впавшие в экстремальную ситуацию люди, которые начинают себя вести непредсказуемо, неадекватно. Ламбада на краю неизвестности, когда хочется испытать неиспытанное, растормошить себя, дать волю застывшим чувствам. А на рейде стоят гигантские океанские лайнеры, на которых гудит истеричный праздник. Здесь проходят карантин те, кто пытается выбраться из холерного города.

— Много лет вы мечтали об этом фильме. Планировали снимать в Одессе. И вдруг стало понятно, что там снимать вы не можете.

— Я приехал в мой родной город, встретился с мэром, с директором Одесской киностудии. Был принят очень тепло, люди были искренне рады, что мы будем снимать это кино. Дальше меня попросили составить список людей, которые приедут. Я спросил: «Зачем?» «Ну, возможно, там будут те, кому запрещено въезжать в Украину». Я забеспокоился. Тут же выяснил, что мой сопродюсер и исполнитель одной из главных ролей Леонид Ярмольник — «невъездной» в Украину. Значит, я должен либо снимать других артистов, либо вообще отказаться от съемок. К тому же начались срывы выступлений активистами.

Сорвали творческий вечер Константина Райкина. Его любят в городе, люди купили билеты. Он прилетел. Вышли активисты: «Все. Закрываем лавочку. Разойдитесь». И никто даже не пытался этот беспредел остановить.

Я представил, как привезу группу из сорока человек. Построим декорации. Потом придут два человека и закроют съемки.

Я не мог рисковать людьми, их безопасностью и здоровьем, деньгами спонсоров. Для меня это был удар. Потому что я мечтал снимать это кино только в Одессе.

Валерий Тодоровский. Фото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС
Валерий Тодоровский. Фото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС

— Вы отказались и идеи снять пляжи, набережные, настоящий «Привоз», ЗАГС у Оперного театра…

— Я принципиально не хотел снимать туристическую Одессу: ни Дюка Ришелье, ни Потемкинскую лестницу, ни Приморский бульвар. Но Одесса состоит из улочек, дворов, уникальной атмосферы – всего того, что пришлось потом создавать в других местах.

— Ваше кино еще и транспортация в другое время, в детство. Возможно, попытка не только вспомнить, но и обнаружить там нечто важное. Что открылось из забытого, или неизвестного…

— Я просто получил огромную радость от того, что позволил себе это путешествие. Реализовал то, что хотел.

— Вы сразу решили, что это будет «холерный год», когда эпидемия закрыла все двери наглухо, и герои начали разбираться друг с другом и со своими чувствами.

— Конечно. Холера – это те обстоятельства времени-места, когда город оказался на осадном положении. И люди начали проявлять себя по-новому.

— Время, когда ваши родители еще относительно молодые. Пытаемся угадать их черты в персонажах фильма. Какие-то семейные сюжеты вошли в сценарий? Тем более, что среди главных героев — мальчик Валерик с характерной родинкой на щеке?

— Родителей там нет, зато есть бабушки и дедушки мои и моих друзей, дяди и тети, соседи. Это микс действительности и придуманного. Не совсем моя автобиографическая история, скорее архетипическая. У каждого была своя семья. Здесь — сумасшедшая еврейская, у кого-то — украинская. Рядом жили греки, молдаване. И детство с взрыванием карбита, другом Жориком, парализованным соседом. Мой дедушка после тяжелого инсульта сидел в кресле много лет. Бабушка кормила его с ложечки, точно так, как в кино, поджигала ему сигареты. Речь была потеряна, но его мычание хорошо понимали близкие.

Кадр из фильма «Одесса». Kinopoisk.ru
Кадр из фильма «Одесса». Kinopoisk.ru

— Вы, помнится, перед вашей «Оттепелью» рассказывали мне про любимый сериал «Madman», и его продюсер вам сказал, что снимал его про среду своих родителей.

— Продюсер Мэттью Вайнер спросил меня, кем был мой папа. «Оператор? Значит делай кино про оператора. Делай про папу, не бойся!»

— Ситуация абсурда, свидетельство больного времени, когда фильм про Одессу снимается в других местах: в Сочи, Таганроге. Но подобное решение и провоцирует фантазию: создать на экране впечатление о городе.

— Да, это была провокация. Но думаю, у каждого есть своя Одесса. В фильме это не реальный город, а мое воспоминание об Одессе. У другого будет другое воспоминание. Я там жил до десяти лет. То, что запомнил, есть в фильме.

— Тем более, что и по сюжету, это Одесса, увиденная маленьким Валериком. А где вы жили?

— Прямо напротив киностудии, в доме-хрущевке.

— Рядом с Кирой Муратовой?

— С Кирой Георгиевной мы жили в одном подъезде. И во дворе играли с ее дочкой Марьяной. Но меня поражают одесситы, которые начинают выяснять: «Это было на том пляже, или не на том?» Ну, снимайте документальные краеведческие фильмы друг для друга. Это мои вспоминания. И то, что мы снимали не в Одессе, может быть даже лучше. Это потребовало какого-то особого внимания к деталям.

— Фильм про город, людей, страну, которых уже нет.

— Да, про исчезнувший континент. Но при этом, человеческие страсти никуда не делись. Как и человек, который всю жизнь провел в страхе, как герой Ярмольника. А герой Жени Цыганова существует в своем герметичном мирке, не позволяя себе чувствовать. Это вообще история про чувства. Про пробоину в этой герметике, когда начинаешь переживать. И как же это страшно – чувствовать.

— Мне кажется, и в самом актере Цыганове, обычно существующем в форме «закрытой шкатулки», удалось пробить брешь, в кульминационной сцене он дает предельную эмоцию.

— Надо сказать, что Цыганов осознанно хотел сыграть эту сцену на открытых чувствах, эмоциях.

— Неожиданная, отважная работа Ирины Розановой в роли одесской старухи. Рябой, с угловатой пластикой, мешающий русский с идишем. Есть мнение, что она наигрывает, но я видела таких старух.

— Знаете, меня изумляет эта возбужденная реакция. Это же не исторический колосс, просто небольшой фильм. Не претендует на сенсацию, срывание масок с советской империи зла. В чем меня уже только не обвинили. В конъюнктуре, одни говорят, что скучный и вялый, другие — в том, что пытаешься хохмить, делать одесскую комедию.

Картину можно любить или не любить. Но обвинять в наигрыше Розанову, которая находится на такой тонкой грани между реальностью и эксцентрикой? Я-то знаю свою тетку Раю! Она была именно такой.

Я не делал смешную одесскую старуху. Она так разговаривала, так угловато двигалась. Ира грандиозно это сделала. Хотя одесситы говорят, что она «недоигрывает». Потому что Одесса —«веселый город, а она мало шутит».

Кадр из фильма «Одесса». Kinopoisk.ru
Кадр из фильма «Одесса». Kinopoisk.ru

— У вас особое отношение к одесскому юмору.

— Я люблю юмор, а не клише. Когда мне рассказывают про Одессу — городе миллиона шутников, которые каждую минуту своей жизни все вышучивают… Они так же, как и другие, живут своей сложной драматичной жизнью. Да, там есть свой колорит. Но это не благостное кэвээнское развлекалово.

Там есть корабль, «который не плывет», концентрация фантасмагории пира во время чумы. Я была на таком карантинном лайнере «Шота Руставели» в том самом семидесятом. Это самое яркое впечатление детства. Резервация как место счастья. Заграничные бары и рестораны.

— Там был важный момент если не свободы, то полного отрыва от реалий жизни. Прошлое закончилось, будущее не началось. Уйти оттуда не можешь, позвонить тебе не могут. Зависаешь в безвоздушном пространстве. Ты завтракал, обедал и ужинал в ресторанах с официантами. Вечерами — танцы.

Да, настоящий пир во время чумы. Люди начали творить вещи, которые никогда бы себе не позволили.

— Тема выбора, между своим родом, семьей и личным счастьем. Уехать или остаться… Я сразу вспомнила ваш дебютный фильм «Любовь» об этом.

— Здесь для меня эта тема по другому звучала. Это история о про то, как семья начала разрушаться. Представьте, в 1970-ом взрослая дочь заявляет родителям, что решает уехать. А это только начало массового отъезда. Тогда это значило навсегда. На другую планету. Словно весь мир вокруг рушится. Ближе к финалу мы понимаем, что уже никогда семья не соберется в прежнем составе.

Кадр из фильма «Одесса». Kinopoisk.ru
Кадр из фильма «Одесса». Kinopoisk.ru

— Вы говорите, как по разному люди смотрят кино. Мне в финале увиделся кадр, которого в фильме нет. Вот обеденный стол, за которым нет уже даже ваших одесских стариков, только что говорившим, что надо отправить детям айву с проводником поезда. И пустое инвалидное кресло соседа дяди Жоры. И только занавеска, продолжает колыхаться от сквозняка, как в прологе. Атлантида ушла.

— Конечно. Нет целого мира под названием Советский Союз. И Одесса — уже совершенно другой город. И чтобы снять кино про него, приходится строить декорацию. Создавать город не из реальных стен, а из запахов, снов и звуков. Этих неумолкающих голубей, скрежета трамвая.

— Много ли из снятого не вошло в фильм? Будут ли еще какие-то варианты?

— У меня есть единственный вариант, который показан. Я выкинул четыре больших сцены. В одной из них Григорий Осипович (Леонид Ярмольник) в КГБ, но она забирала слишком большое внимание. И КГБ из мифического ужаса, который обходят по другой стороны улицы… как нечто висящее в воздухе, превращалось в дядю в костюме. Я рад, что убрал.

Одесса – не просто отдельный город, государство в государстве. Но и культурный феномен, описанный тысячи раз. Какие-то литературные источники вашу фантазию направляли?

— Нет, этот тот случай, когда литература меня бы только запутала. Я помню тот двор, друзей жориков, парализованного дедушку, долгие обеды на веранде в жару, как пальцы тети утопают в форшмаке в мясорубке. Это чувственная память для меня была важнее любых, даже очень хороших книжек.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow